– Тем не менее всегда их оставляют, потому идеальных преступлений и не бывает, – заметила она.
– В нашем случае о преступлении вообще речь не идет, поскольку это же очевидно, что мы имеем дело с самоубийством, – убежденно заявил адвокат. – И я прошу суд обратить особое внимание на указанное мной обстоятельство, потому что оно превращает доказательство обвинения в доказательство защиты. Если бы Семенов чувствовал за собой хоть какую-нибудь вину, ему несложно было уничтожить оставшиеся в холодильнике ампулы. Но, заметьте, он оставил их на прежнем месте и, как он сам пояснил во время обыска, даже не обращал на них внимания и не знал, что его жена хранила их в холодильнике. Из всего этого следует, что моему подзащитному нечего было скрывать от следствия, потому что он не преступник, и в том, что он не успел вовремя прийти на помощь, когда его жена предприняла вторую попытку суицида, не его вина!
– У следствия есть и другое объяснение, – возразила Зоя. – Семенов настолько верил в свою безнаказанность, ведь убийство было совершено препаратом, практически не оставляющим после себя следов в организме, что не потрудился избавиться от изобличающих его ампул. Не исключено также, что он умышленно оставил эти ампулы на прежнем месте на случай, если его в чем-то все же заподозрят, и тогда эта улика превратилась бы из доказательства обвинения в доказательство защиты, на что и обратил внимание наш уважаемый адвокат.
– Зоя Юрьевна, вы сами не верите в то, что сейчас только что сказали, – отметил адвокат.
– Отчего же? – пожала плечами она. – Подсудимый Семенов умный, образованный человек – вы же, надеюсь, не будете против этого возражать? Вопрос, как понимаете, риторический. Поэтому я считаю, что у вашего подзащитного вполне хватило бы ума предусмотреть такой, я бы сказала, страховочный вариант, которым вы, уважаемый Петр Арсеньевич, с его подачи и воспользовались как единственным весомым, надо признать, аргументом защиты.
– А вот все ваши аргументы для меня неубедительны, – парировал он.
– Зато меня они убедили! – неожиданно раздался женский голос из глубины зала. – И я хочу дать показания по этому делу, – решительно заявила поднявшаяся с последнего ряда сексапильная блондинка.
Семенов, до этого сидевший на скамье подсудимых с невозмутимым лицом, недоуменно уставился на нее. Блондинка была его любовницей, и он сначала подумал, что она хочет сказать слово в его защиту, но она метнула в него такой испепеляющий взгляд, что он все понял…
Показания любовницы подсудимого, работавшей медсестрой в одной с ним больнице, произвело в зале суда эффект разорвавшейся бомбы. Для Зои ее признания тоже стали неожиданным сюрпризом. На досудебном следствии гражданка Орешкина Любовь Николаевна в категорической форме отказалась давать показания о своих отношениях с анестезиологом Семеновым, хотя вся больница знала, что она с ним спит, и он даже обещал жениться на ней после того, как разведется со своей опостылевшей женой. А сейчас в суде ее вдруг как прорвало, и она сама рвалась разоблачить своего, теперь уже бывшего, любовника. Орешкина под присягой поклялась суду, что ничего не знала о том, что Семенов умертвил свою супругу, и искренне верила ему, когда он говорил ей, что Нина сама решила уйти из жизни. Люба, посчитав, что это произошло из-за нее, чувствовала себе виновной в ее преждевременной смерти и до последнего момента не верила, что это сам Семенов сделал своей жене смертельный укол, потому что в это просто невозможно было поверить. Прозрение пришло, когда уже на суде она вдруг вспомнила, как месяца три назад Семенов при ней покупал в больничной аптеке упаковку ампул дитилина, а ей сказал, что, мол, купил его для каких-то научных опытов. Каких именно опытов, Люба расспрашивать не стала и вскоре благополучно забыла об этом не заслуживающем внимания эпизоде. Но когда Семенов на вопрос судьи, откуда взялся в их домашней аптечке дитилин, стал говорить, что якобы этого не знает, то есть явно врал, до Любы наконец дошло, что ее он тоже обманывал, когда заверял, что Нина покончила жизнь самоубийством. О продолжении каких-то отношений с врачом-убийцей, хладнокровно и без малейших угрызений совести отправившим на тот свет свою жену, не могло быть уже и речи, и Люба теперь считала своим долгом разоблачить этого страшного, как оказалось, человека.
После крайне эмоционального выступления Любы Орешкиной в суде, давшей свидетельские показания, как, где, когда и при каких обстоятельствах подсудимый покупал этот злосчастный дитилин, у Семенова, потрясенного ее предательством, вдруг сдали нервы. Он начал орать, что все это сделал только ради нее, а она… В общем, адвокату, который сразу смекнул, что дело безнадежно проиграно, пришлось отпаивать своего клиента валерьянкой. А когда Семенов наконец успокоился, Ярошкевич смог его убедить, что только искреннее раскаяние сможет как-то смягчить его вину. Только вот для суда это раскаяние было уже запоздалым, и судья приговорил врача-убийцу к высшей мере наказания, предусмотренного статьей за умышленное убийство.
С блеском выиграв этот процесс у маститого адвоката, «важняк» Василевская своему триумфу особо не радовалась и покинула здание суда с тяжелым чувством. Сколько бы убийц и насильников она ни отправила за решетку, меньше их не становилось. Измены, ложь, вероломство, алчность, зависть, насилие, убийства – так было всегда, и этому не было конца…
г. Харьков, сентябрь 2013 – июль 2014
