– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила она.
Джастин снова расплылся в улыбке телеведущего:
– Да, конечно!
Она осторожно улыбнулась в ответ:
– А вы можете мне немного рассказать о Фрейе? Какая она?
Джастин о Фрейе знал лишь то, что было написано в энциклопедии, никаких заклинаний или магии. Зато эрудиция его не подкачала.
– Она – богиня любви, сексуальности и плодовитости. Но также войны и смерти. Она сражается в битвах подобно воину, но красивее ее женщины нет! Она гордится своей красотой, не скрывает ее и не стыдится.
Глаза девочки широко распахнулись.
– А как она выглядит?
Джастин хотел ответить что-нибудь заумное из серии «красота богини неизъяснима, ибо…», но у него вдруг вырвалось следующее:
– У нее длинные золотые волосы, подобные солнцу в зимний день, и она всегда их распускает. А на голове у нее – корона из цветов.
– Каких? – спросила девочка завороженно.
– Она любит яблоневый цвет.
Джастин с усилием припомнил иллюстрации и описания – не забивать же девчушке голову собственными фантазиями!
– А еще она носит плащ из перьев и янтарное ожерелье, – добавил он и задумался.
«Интересно, а почему у меня в голове Фрейя и Мэй слились в один образ? Это совпадение или игра подсознания? А может, есть более серьезная причина? Неужели я что-то упустил?»
К счастью, юную аркадийку настолько впечатлило сказанное, что она отцепилась от Джастина, Хансен неумолимо потащил его к двери. Джастин сразу же отвлекся на текущие проблемы, хотя вопрос девочки породил страх, который поселился где-то на задворках разума. Между тем к нему потянулись прощаться, и Гедеон в том числе. До машины Джастин еле добрел: непонятно, от физической усталости или от того, что утомился выдумывать религию на ровном месте. А еще голову кружило нарастающее веселое возбуждение: это чувство подхватило Джастина еще во время речи перед аудиторией и с тех пор не ослабевало, наполняя каждую клеточку силой и счастьем.
«Ты ощущаешь присутствие Одина, – торжественно заявил Магнус. – Ты заговорил о нем, и он пришел, услышав твои слова. Делай так чаще, и радость от божественного прикосновения не покинет тебя».
«Спасибо, не надо», – фыркнул Джастин.
Но ворон не отступал:
«Вы уверены, господин… жрец?»
Хансену тоже кружило голову от новых впечатлений, и на обратном пути он беспрерывно вещал: мол, теперь у него и его сообщников началась новая жизнь, они будут поклоняться Одину и никогда не предадут Джастина. А тот о предательстве, кстати, особо не думал, однако сейчас с ужасом осознал, что от провала его отделяет одна крошечная оплошность, которую может случайно допустить любой из аркадийцев, посетивший собрание в доме Гедеона. Проповедь чуждой веры в Аркадии приравнивалась к государственной измене.
«Твои слушатели пребывают в полном восторге, – произнес Гораций. – Впечатлений хватит еще на три дня, так что незачем тебе зря волноваться».
«Точно, – добавил Магнус, – а пока у тебя есть свободное время, стоит попытаться найти жезл».
Джастин, не веря ушам своим, спросил:
«Что?! Я должен вести себя тише воды ниже травы – и не высовываться до самого отъезда! А к артефакту даже подобраться нельзя, о чем вы!»
«Жезл – могучее оружие, завладеешь им – и оно станет твоим», – вкрадчиво проговорил Магнус.
«Моим? Или Одина?» – уточнил Джастин.
«Какая разница? Судя по тому, что говорил Хансен, жезл создает ореол силы и привлекательности вокруг того, кто держит его в руке. Представь себе, как можно развернуться с такой штукой!»
«Я обаятелен и без древнего артефакта», – отшутился Джастин.
Но ворон строго ответил:
«Твоему обаянию не тягаться с чарами жезла. Полагаю, это ключ к власти Великого Ученика над верующими и над членами правительства. Найди и забери его, и ты принесешь Одину великое сокровище, а могущество Нехитимара пошатнется».
Но Джастин уперся:
«А я что, по-вашему, делаю?! Кто прилагает усилия, чтобы не дать Великому Ученику совершить вторжение, а? Мне бы с делами смертных разобраться, а вы мне мозги пудрите высокодуховными материями!»
Вороны возмутились в два голоса, но Джастин не стал обращать внимание на их ворчание – ему не терпелось обсудить все с Мэй. Его встревожило, как легко он вошел в роль жреца, плюс Джастин подозревал, что на него исподволь влияет какое-то божество. Лишь Мэй могла его понять. Поэтому Джастин невольно обрадовался, что члены делегации задержались после ужина – кто поболтать, а кто помыть посуду и убраться. Он незаметно проскользнул в гостевой флигель и незамедлительно направился в их спальню. Ах да, еще и прощальный поцелуй Мэй… он до сих пор чувствовал его вкус на губах.
Мэй сидела на кровати. Странно! Обычно она хищно подстерегала входящих и несла караул возле дверей. Кроме того, она сидела спиной к Джастину и, когда он вошел, вздрогнула.
– Мэй, – произнес он, швырнув на пол пиджак. – Как хорошо, что ты здесь! Я чуть не умер сегодня вечером, я дико измотался!
Внезапно он заметил, что она одета в костюм Огражденной. Что за фокусы! Ведь ей не надо заматываться в кокон в доме и уж тем более – в собственной спальне! Ладно, не важно… Хотя почему она не шевелится? На Мэй это совсем не похоже.
Джастин опустился на колени перед ней:
– Ты в порядке? Что случилось?
Она некоторое время хранила молчание. А потом нервным движением откинула полупрозрачное покрывало с лица. Это была не Мэй, а юная наложница Карла, та самая, которую наказали и побили. Джастин уставился на нее, и вдруг он впомнил, как Мэй рассказывала – мол, девушка умоляла разрешить ей отдаться кому-нибудь из джемманов, так ей хотелось забеременеть…
– Что ты тут делаешь? – сурово спросил он. – Где Мэй?
– Я буду вместо нее, – спокойно ответила Ханна. – По крайней мере до вашего отъезда Мэй – это я.
Глава 19
Акт веры
Выбраться из усадьбы было не труднее, чем в прошлый раз. Карл усилил охрану после случая с «воровским проникновением» на его территорию, но меры касались в основном ночи. А в светлое время суток, когда по имению сновали домочадцы, патрульных, считай, что и не было. Правда, днем беглянку могли заметить, поэтому Мэй влезла на дерево и перебралась через ограду, озираясь по сторонам – не засек ли ее охранник. Вернуться обратно будет проблематично, но Мэй… не планировала возвращаться.
По дороге к ней никто не пристал, и она спокойно шагала по шоссе в скверно сидевшей мужской одежде. Поскольку аркадийская шляпа Джастина погибла смертью храбрых, Мэй «позаимствовала» головной убор Лусиана. Она искренне надеялась, что сенатор не обидится. Если честно, узнав, что им придется разгребать, Лусиан и остальные просто забудут о такой мелочи.
