Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Вскоре Политано уловил, к чему клонит его знакомец. Он спрашивал, сколько денег Политано мог бы захватить с собой, когда полетит домой на Гавайи. “Американцы проигрывают войну, – сказал он. – Знаете, что со мной будет, когда сюда явятся важные ребята из Ханоя?” Конечно, если бы они поймали его со всеми этими мешками денег, то вздернули бы на фонарном столбе. “А можно я задам вам очевидный вопрос? – сказал ему Политано. – Ради чего мне это делать?” “Ради чего? Ради полумиллиона долларов”, – ответил тот. “Ну да, а если меня поймают, то я пропал”, – ответил Политано. “Так что я ушел. Спасибо и все такое. Без обид. Я больше никогда его не видел, но иногда вспоминаю и думаю: интересно, что стало со всеми теми деньжищами?”
Связи с местными женщинами стали настолько обычным делом, что мало кто из американцев во Вьетнаме независимо от их ранга удосуживался хотя бы задуматься, какое воздействие оказывает эта сторона войны на отношение вьетнамцев к американцам. Похоже, этот вопрос редко затрагивался в высших звеньях цепи инстанций, хотя в нескольких случаях – например, в пору выступления Фулбрайта в Университете Джонса Хопкинса и репортажей в “Тайме” о Городе греха, – он все же становился темой публичного обсуждения. В июле 1965 года в телеграмме, в целом оптимистичной, из посольства в Сайгоне, адресованной госсекретарю США, упоминалось о “некотором недовольстве” все более заметным присутствием американцев: оно вызывает рост арендной платы для местного населения и товарный дефицит. А еще, говорилось в телеграмме, “Сайгон дейли ньюс” перепечатала ряд статей из “Чинь Луан”, сайгонской ежедневной газеты, где “жалуются на то, что широкое хождение долларов в Дананге вызвало падение пиастра, обмен бензина на местные товары часто создает серьезные пожароопасные ситуации, процветают бары, проституция и т. д. Все эти явления объясняются присутствием американского личного состава”. Но, несмотря на все это, сообщалось далее в телеграмме, “по отзывам вьетнамцев, американский личный состав ведет себя правильно и дисциплинированно”.
Это редкое замечание о барах и проституции было сделано спустя четыре месяца после высадки первых морских пехотинцев в Дананге, однако оно не вызывало сколько-нибудь серьезных дискуссий в Вашингтоне или в Пентагоне – отчасти потому, что рост проституции лишь в редчайших случаях вызывал протесты в самом Вьетнаме. Еще в 1964 году командующий южновьетнамскими силами в Дананге бригадный генерал Нгуен Чань Тхи написал в “Сайгон пост”, что получил триста писем от родителей школьников с жалобами на то, что бары на бульваре Док Лап находятся слишком близко от школ в том районе города. Девять баров уже закрыты, сообщал он.
Этим дело и ограничилось. “Нам казалось, что это естественно”, – сказал Нгуен Нгок Луонг, когда я спросил его, как вьетнамцы в Сайгоне относились к “охоте” американцев на местных женщин. Конечно, на проституток поглядывали косо, но они промышляли тут еще при французах и продолжали свой промысел при американцах. Кроме того, вьетнамцы и сами вели себя так же, как иностранцы, хотя предпочитали искать развлечений в менее заметных злачных местах. Коммунистическая пропаганда устраивала вокруг проституции шумиху, а южные вьетнамцы нет, и, поскольку от местных жалоб не поступало, американские власти лишь предупреждали своих сограждан об опасности заражения венерическими болезнями, но не предпринимали никаких мер, чтобы положить конец происходившему “братанию”.
Тем не менее в таком попустительстве американского командования имелся нравственный изъян. Я брал интервью у одного ветерана – морского пехотинца, очевидца смертельных боев в долине Ашау, которая стала крупнейшим участком продвижения северо-вьетнамских войск к югу. “Это было плохо, – сказал он. – Даже трудно объяснить людям, насколько плохо”. Он сообщил мне, что никогда не пользовался отпусками для “отдыха и развлечения”, которые ему предоставляли, из страха, что после таких развлечений у него ослабнет бдительность, когда он вернется на пост. “Я знал ребят, которые погибли из-за того, что мечтали о каких-то своих девицах из Бангкока и не проявляли должной бдительности”, – пояснил он.
Конечно, было бы трудно доказать, что мечты о бангкокских массажных кабинетах действительно серьезно влияли на успех военных действий во Вьетнаме. И все-таки если секс в годы вьетнамской войны был побочным эффектом самого конфликта, то он косвенно отражал и те роскошные условия, в которых воевали американцы: у них было все передовое военное снаряжение, какое только можно было купить за деньги, а также продуманная система обеспечения материальными удобствами и предметами роскоши, типичными для американского образа жизни. У них имелся избыточный штат чиновников, внушительное количество гражданских служащих, помещения с кондиционированным воздухом, армейские лавки наподобие сети “Уолмарт”, индейки ко Дню благодарения, Боб Хоуп и Ракель Уэлч для развлечений, отдельные клубы для офицеров и срочнослужащих, а также полностью оплачивавшиеся из казны отпуска для джи-ай, которых отправляли в различные места Юго-Восточной Азии для “отдыха и развлечения”, где их ждали “спирт и флирт”. Речь здесь совсем не о том, что все это было неправильно, а о чудовищном контрасте с теми условиями, в которых воевали враги. А воевали они яростно, но экономно. У них появлялось все более хитроумное вооружение (значительная часть которого была захвачена у слабой АРВ), но совсем не было авиации, солдатской формой служили черные пижамы, а ботинками – сандалии, вырезанные из старых автопокрышек, в помине не было борделей, пива, ведерок со льдом, массажных кабинетов, баров “гоу-гоу”, увеселительных поездок в Бангкок, Сидней или Куала-Лумпур для “отдыха и развлечения”, не было укрытий из простыней среди сосен, где можно было заниматься сексом прямо на пляже, не снимая ботинок, не было полуденных свиданий с вьетнамками в гостиничных номерах, не было и содержанок из местных, каких заводили в городе мужчины, чьи жены дожидались их коротких приездов на побывку дома, в Бангкоке или США. Конечно, повседневная жизнь противника во Вьетнаме не исключала сексуальных похождений с женщинами. Секс не был причиной нашего поражения во Вьетнаме, однако он был одной из причин, по которым мы шли воевать.
Во время одной из поездок Фрэнк Магуайр был откомандирован на пост при госдепартаменте в Объединенном американском отделе по общественным делам (JUSPAO) в долине Меконга. Периодически ему приходилось ездить по делам в Сайгон, и он всегда останавливался там в одной и той же гостинице, у которой был заключен договор с госдепартаментом. И он рассказал мне, что каждый раз, когда приезжал туда, к нему в номер приходила вьетнамка для постельных утех. Он не просил о женщине, она всякий раз приходила сама. “Меня направляли туда в командировку, да и остальные постояльцы тоже были людьми из госдепа. И почему-то ко мне всегда присылали одну и ту же женщину, – рассказывал Магуайр. – Она была очень милая. Подарила мне цепочку с крестиком. Она была просто одним из гостиничных удобств. Не помню, давал ли я ей деньги. Наверное, давал, – просто, кажется, она сама о них даже не просила”.
Пит (я буду называть его так – он предпочитает анонимность) был летчиком и долгое время работал в Индокитае начиная с 1956 года: в ту пору он водил грузовые самолеты из Сайгона в Нью-Дели с посадками в Бангкоке и Калькутте. После этого он работал пилотом в “Эйр-Америка” – авиалиниях, обслуживавших ЦРУ во время войны в Индокитае. Он вспоминал свое первое знакомство с сексуальными возможностями Юго-Восточной Азии во время одной из ночных остановок в Бангкоке. “Представитель воздушных войск – он жил в гостинице, которой уже не существует, – повел нас в одно место, где за стеклянной дверью сидело множество девушек, у каждой к одежде был приколот номерок. Они сидели и вязали, потому что телевизора не было”. Это было для него открытием – нет, даже откровением. Это было знакомство с каким-то параллельным, еще неведомым миром эротики: “Это настолько отличалось от всего, что я видел раньше! Я-то родился и вырос в Пенсильвании. А тут секс подавался совершенно открыто, только руку протяни”.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
