– Ты давно вернулся? И сколько тебе сахара – два или один? – спрашиваю я, бросая в него два кусочка.
– С ЕДОЙ НЕ БАЛОВАТЬСЯ! – гремит через весь зал Рег.
Эдди наклоняется ко мне через стойку и воровато озирается.
– Послушай, я – младенец Иисус, а ты – ангел. Так может, полежим вместе в яслях?
– Хе-хе-хе! – хихикает веселый дедушка.
– Он меня правильно понял, – улыбается Эдди.
Я смотрю в его громадные, черные, озорные глаза.
– Эдди! – только и могу я вымолвить.
– Да, мой ангел? – нежно шепчет он.
– Эй! Я думал, вы пришли сюда играть на пианино! – орет Per.
– Я же сказал, меня ждет зал! – Эдди отступает в сторону и исчезает в толпе.
Флора наклоняется ко мне.
– Может, не следовало тебе говорить, но он не проявлял никакого интереса к этому благотворительному балу, пока не услышал, что ты тоже пойдешь. Я думаю, Луиза, ты ему в самом деле нравишься. В общем, я тебя предупредила.
Я снова краснею.
– Но, Флора, когда же он вернулся? И какой у него может быть интерес к такой старой кляче, как я?
– Он вернулся вчера. С ворохом грязного белья – накопил месяца за четыре, никак не меньше. А какой у него может быть интерес к тебе, об этом я даже думать не хочу!
Сердце начинает бешено колотиться.
– Но я же на девять лет его старше!
– Ему нравятся пожилые женщины, Луиза.
– Опа! Вот спасибо! – До сих пор я никогда не имела сомнительного удовольствия думать о себе как о пожилой женщине. Да и сейчас я как-то не очень уверена, что оно откуда-то возьмется.
– Знаешь, – говорит она, вытирая теплую лужу разлитого чая. – Если он тебе не нравится, то ничего страшного. Но если честно, то я не видела его таким восторженным со времен Лары.
– Лары? – Неожиданная волна ревности окутывает меня. – Кто такая Лара?
Она хитровато улыбается.
– Да так, одна виолончелистка, которая разбила его сердце прошлой весной.
– Понятно. – И мне представляется талантливая изысканная красавица с внешностью Жаклин дю Пре.
– По мне, так на корову смахивает. – Флора выжимает тряпку над раковиной.
Я смотрю через зал, где Эдди придвигает стул к стоящему в углу старенькому фортепьяно. И уже через мгновение звуки регтайм-джаза, такие же задорные и заразительные, как сам Эдди, заполняют собой пространство.
В десять часов, когда прибывает следующая смена, Per поднимает руку, призывая всех замолкнуть.
– Эй, а ну-ка все успокоились! Огромное всем спасибо! А теперь настало время проголосовать и выбрать лучший костюм!
Ему отвечают бурными аплодисментами.
– Сейчас вы все построитесь в линейку, и, когда я махну рукой, зал будет решать.
Добровольцы выстраиваются в кривую цепочку, и Per шагает вдоль нее. Для каждого из конкурсантов Эдди играет разные отрывки из рождественских гимнов, но, когда Per подходит к нам с Флорой, он начинает насвистывать популярную мелодию группы «Юритмикс».
В итоге побеждает сам Per. Этот красный бархатный кафтан, эти громовые раскаты смеха – ну чем не настоящий Санта-Клаус? Только разве мы хуже?
– Ну вот, теперь мы считаемся благонравными, добропорядочными гражданами, – вздыхает Флора, когда мы выходим из подвала церкви Святого Мартина на улицу.
– Что вы скажете, милые дамы, если я приглашу вас куда-нибудь выпить? – Эдди игриво обнимает нас обеих за шеи.
– В таком виде? – говорю я. – Может, сегодня и сочельник, но даже ангела никто не обслужит в таком виде!
– Ты забыла, что я – младенец Иисус. У меня есть связи! Такси! – Он останавливает такси. – Отвези нас в «Ритц», добрый человек!
– Нет, Эдди! Как можно?! Только не в «Ритц»! – протестую я. – Только не в таком виде!
Флора хихикает.
– Да успокойся ты, Луиза. Так будет даже забавно!
– Нет-нет, я не поеду! Я лучше домой! По правде сказать, я очень устала.
– Я сниму свои пеленки, если ты поедешь. – Эдди тянет меня к открытой дверце такси. – Если на то пошло, я даже сниму вообще всю одежду, если ты поедешь!
Я вдруг начинаю нервничать. Зачем я нужна этому красивому талантливому юноше? Почему он так тянется ко мне? Меня одолевает внезапное желание убежать, скрыться, пока я не разрушила каких-то там его ошибочных и прекрасных иллюзий, которые он по-прежнему лелеет относительно моего характера.
– Смотрите, ночной автобус! Если я побегу, я еще могу успеть! Спокойной ночи и веселого Рождества! – Я торопливо чмокаю их в щечки и пускаюсь бежать через Трафальгарскую площадь, хлопая на ветру пластмассовыми крылышками.
– Подожди! – Эдди бросается за мной и, несмотря на мешающее одеяло, догоняет и хватает за руку. – В следующие выходные я устраиваю у себя на яхте небольшой междусобойчик. Ты придешь?
– На яхте?! – Я теряю дар речи
Автобус подъезжает к остановке, скрипя и стеная под тяжестью праздничных украшений. Эдди еще крепче сжимает мою руку.
– Пожалуйста, приходи, Луиза. И сейчас не убегай. Если хочешь, мы отвезем тебя домой.
Какое-то чувство сродни страху пронизывает все мои внутренности. Он нравится мне. Он нравится мне больше, чем я могла бы себе позволить. Больше, чем это допустимо. Вот она, проблема.
Автобус останавливается и начинает запускать людей.
– Зачем меня отвозить? Не беспокойся… вот же автобус!.. – Я смотрю ему в глаза. – Счастливого Рождества, Эдди! У тебя так здорово получается младенец Иисус… у тебя так здорово получается… все!
– Это означает, что ты придешь? – настаивает на своем он.
Кондуктор дает звонок, и автобус отъезжает от обочины. Я вырываю у Эдди свою руку и запрыгиваю на заднюю площадку.
– Посмотрим… Я скажу Флоре, и она даст тебе знать! Счастливого Рождества! – кричу я.
Когда автобус выруливает на Уайтхолл, я оборачиваюсь и вижу Эдди, который одиноко стоит посреди Трафальгарской площади с чайным полотенцем на голове.
Я поднимаюсь на второй ярус и нахожу себе местечко рядом с каким-то человеком в красной бумажной шапке Санта-Клауса, который крепко спит, прислонившись головой к стеклу. Я снимаю с себя крылышки и нимб. В битком набитом автобусе все веселятся, смеются, что-то кричат в трубки мобильников.
Мы проезжаем Биг-Бен, здание парламента, а потом улицу, где я столько лет прожила со своим бывшим мужем. Я пытаюсь представить, что он сейчас делает и как там теперь у нас в квартире – по-старому или изменилось? Может, сойти на следующей остановке и посмотреть? Интересно, как он себя поведет, если я заявлюсь к нему на порог в старой ночной рубашке? Да и узнает ли он вообще меня или отнесется ко мне так же, как я к нему в тот случайный вечер в театре? Автобус подъезжает к остановке и ждет, но я не выхожу. Даже чтобы посмотреть одним глазочком. А потом мы минуем мост, и все – проехали!
