— Например?
Рейчел взглянула на Люка и улыбнулась:
— Например, когда огромный стеклянный купол в фойе внезапно начал вращаться.
— Он крутится?
— Он приспосабливается к временам года. И накануне летнего солнцестояния поворачивается таким образом, чтобы лучи восходящего солнца упали в одну особую призму и осветили капендарь, встроенный в мраморный пол. Люк, что такое Чаша Добродетели?
Он испытующе взглянул на нее.
— Считается, что из этой чашки Сократ выпил яд, чтобы исполнить свой смертный приговор, — сказал он. — Его приговорили к смерти за поклонение новым божествам.
— Это было более двух тысяч лет назад.
Люк кивнул:
— Точнее, в 399 г. до н.э. Уиллоу рассказала тебе что-нибудь о Рауле Вегасе? Предстанет ли он сначала перед судом за убийство ваших родителей, Тэда и Мэри?
— Да, ведь убийства предшествовали воровству. А как Микаэла?
Он помолчал и наконец произнес:
— Если хотите знать правду, она несчастна.
— Несчастна? Почему?
— Ей трудно адаптироваться к жизни в доме. Она говорит, что он слишком большой. И ей не нравится, что кровать ночью не раскачивается, как на нашей шхуне.
— Ей там было хорошо.
— Но вы заметили, что она бегала только по пляжу? Она ни разу не качалась на качелях, — сказал он, кивая на висевшие на дубе качели. — А лес за домом, который мы снимаем, пугает ее. Ей кажется, что из него выйдут медведи и съедят ее. Она не выходит из дома, если с ней нет Микки или кого-нибудь из нас.
— Ей нужно подружиться с другими детьми, — предположила Рейчел.
Люк покачал головой:
— Она боится детей. Когда Ки повел ее записываться в школу, девочка ухватилась за его ногу и не хотела идти. Она ведь ни разу не была в обществе сверстников. — Он пожал плечами. — Мы никогда не знакомили ее ни с кем. Она всегда была только в компании взрослых мужчин.
— В таком случае тебе надо приводить ее в библиотеку, когда там детям читают сказки. Ты можешь оставаться с ней, и она привыкнет находиться среди детей. Иначе первый день в школе закончится истерикой.
— Я говорил с Ки, но он отмахивается. Боюсь, что первый день в школе окажется труднее для него, чем для Микаэлы. — Он с упреком посмотрел на нее. — Когда вы прекратите эти глупости? — спросил он.
— Какие глупости? — притворилась удивленной Рейчел.
Люк укоризненно покачал головой:
— Ведь это уже даже не упрямство, не так ли? Это гордость. Ки слишком горд, чтобы прийти к тебе, а ты слишком горда, чтобы прийти к нему.
— Я не обманывала его, — отрезала она.
— Ки считает иначе.
— В таком случае это его проблема.
Люк снова покачал головой:
— Самая большая проблема теперь у Памелы. Памела. Памела. Почему это имя казалось ей таким знакомым?
— Кто такая Памела? — спросила она.
— Мать Микаэлы, — тихо ответил Люк. — Она вчера приехала сюда.
— Приехала? — выдохнула Рейчел. — Зачем?
Взгляд Люка сделался жестким.
— За деньгами. Зачем же еше?
— Она за пять лет истратила полтора миллиона долларов?
Люк кивнул:
— Похоже, что так. И теперь требует еще. Рейчел молча смотрела на него.
— Ей нужен еще один миллион, — уточнил он. — Иначе она по суду отнимет у Ки Микаэлу.
— На каком основании? Она ведь продала ее. Она не может просто так забрать ее обратно.
— У нее есть адвокат, который утверждает, что пять лет назад она была не в своем уме. Гормоны и все такое, — сказал он, махнув рукой, — вызвали у нее помутнение рассудка.
Рейчел встала, сжав руки в кулаки:
— Ки не должен платить ей.
— У него нет выбора. Он не может рисковать передавать дело в суд.
— А что будет, если через пять лет Памела опять потребует денег? Он не может все время платить ей. Он и так в долгу.
— Мы соберем деньги, — прошептал Люк, глядя на океан, а потом опять на нее. — Ки выставил «Шесть и одна» на продажу. И на этот раз он получит опеку, санкционированную судом. Так что это больше не повторится.
— Это несправедливо, — возмутилась она.
— Мы не потеряем Микаэлу, — твердо сказал Люк, вставая и опираясь на палку. — И мы сделаем все, чтобы не доводить дело до суда. Это было бы слишком тяжело для Микаэлы.
— Ки продает «Шесть и одна»? — выдохнула Рейчел.
— Этих денег не хватит, но они помогут. Джейсон, Питер и Мэтт надеются заработать еще сто тысяч, если все будет хорошо.
— Какая у них работа?
— Одна компания хочет вернуть деньги, растраченные ее служащими, живущими на Каймановых островах. На этот раз обойдется без стрельбы, — поспешил он заверить Рейчел, увидев неподдельный ужас на ее лице. — Эти расхитители — тихие маленькие книжные черви.
— Микаэла… видела свою мать?
Люк отрицательно покачал головой:
— Памела остановилась в городе в гостинице «Красный сапожок» и встречалась с Ки в кабачке «На якоре». Она согласилась не видеться с дочерью до тех пор, пока Ки согласен платить.
Рейчел испустила вздох облегчения.
— По крайней мере у нее хватило совести хотя бы на это.
Люк хмыкнул:
— Это не совесть, а жадность. Ки предупредил ее, что если она постарается увидеться с Микаэлой, то не получит ни цента.
Люк осторожно спустился с крыльца и пошел к своему пикапу, но остановился перед дверью:
— Я постараюсь привести Микаэлу в библиотеку. Когда там читают сказки?
— В девять утра. По средам и пятницам.
Он кивнул.
— Скоро, должно быть, явится Микки. Он убежал полчаса назад. — Он помахал рукой, взобрался в автомобиль и медленно съехал с подъездной аллеи на главную дорогу.
Рейчел повернулась и только успела войти в дом, как у стеклянной двери появился Микки и тихонько завыл. Она открыла дверь, села на пол и зарылась лицом в его шерсть.
Бывали случаи, решила Рейчел, идя по темной дороге, когда упрямство скорее добродетель, чем порок, когда страсть — союзник, а не враг, а гордость просто глупа.
Она ужасно устала быть глупой. Но, что важнее, она радовалась тому, что Кинан Оукс оказался упрямее ее. Он не собирался уезжать.
— Что ты думаешь, Микки? — она, перекладывая коробку в другую руку, чтобы потрепать волка по голове. — Это все уладит или только осложнит?
Микки молча трусил возле нее. Рейчел со вздохом остановилась, неловко дотянувшись до часов на левом запястье, чтобы осветить циферблат, и при этом стараясь не уронить коробку.
