Ну а теперь — к истории, которую Лун Биглоу рассказал мне, когда я была поглощена своим падением и распрямлением.
— В свое время я жил в Хэмпстеде, — начал Лун. — Это было сразу после Потопа.
— А разве там был потоп? — удивилась я. — Когда это?
— Потоп, — сказал Лун. — Всемирный. Ной. Слушай и не перебивай, я правду говорю.
— Итак, после Потопа я жил в Хэмпстеде. Конечно, тогда там было совсем иначе, но славное небольшое общество собралось — естественно, задолго до того, как появились эти дикари палеолита. Собрал вокруг себя это общество сын Ноя Хам, отсюда и название — Хэмпстед. Нас было шестеро, — продолжал Лун, — то есть сначала шестеро, потом семь. Разумеется, сначала мы там были совершенными чужаками, но встретили нас очень тепло.
— А откуда вы там появились? — спросила я.
— С Луны, — ответил Лун. — Ты и сама это прекрасно знаешь, так что не перебивай меня неискренними вопросами. Мы явились по собственной доброй воле, когда пали после Восстания, и укоренились в Хэмпстеде, убедившись в том, что это самое цивилизованное место на земном шаре после Потопа. Почти как на Луне — понятно, что и Луна с тех пор переменилась, но я-то ее помню во времена расцвета. Настоящая красавица, там бы жить и жить, и все же мы оставили ее и переехали в Хэмпстед.
Что мне в людях нравится, — продолжал Лун, — так это их такт. Они ни разу не спросили, откуда мы взялись, просто приняли в свое общество. После первых восемнадцати месяцев, когда лед окончательно растопился, мы рассказали им, зачем явились на Землю. Мы попросили мэра Хэмпстеда и его жену пригласить людей в мэрию. Там теперь дом Китса. Я написал речь и выучил ее наизусть. Разумеется, в те поры я был более красноречив, чем ныне. Все еще помню каждое слово. «Друзья, братья и сестры, — говорил я. — Шестеро Братьев Луны приветствуют вас и просят предоставить возможность, нет, честь, обратиться к вашим сердцам, к самым их глубинам. Придет, о братья и сестры, сестры и братья, придет время, когда эти слова ни на чей слух уже не покажутся ни новыми, ни захватывающими. А почему? Разве ваши потомки, в чреде поколений, станут равнодушны к братскому сердечному обращению? Нет. Почему же в таком случае они заткнут уши или издевательски усмехнутся при звуках речи, с которой я обращаюсь к вам сегодня? — а ведь, поверьте слову, так оно и будет. Они назовут ее, друзья мои, пустой риторикой. Бла-бла, лесть, дешевка, уши вянут — вот какие слова найдут они для нее. Мне нет нужды погружаться в циклы рождения, роста, увядания и смерти, что отразились в глубинах вашей философской мысли — „все течет“. То же самое, дорогие мои дети, относится ко всем проявлениям жизни, и если это не заденет ваши нежные сердца, ту несказанную чистоту духа, что я угадываю в вас, позвольте сказать, что и язык ваш тоже находится в ужасном состоянии. Что же касается вашего искусства, то его вообще не существует. Сестры, мы явились с Луны, чтобы научить вас поэзии. Братья, мы здесь, можно сказать, с миссией искусства».
Тут Лун Биглоу замолк и откусил большой кусок сдобной булочки. Нетрудно догадаться, что его рассказ меня несколько поразил. Если вы знакомы с Луном Биглоу, то, безусловно, согласитесь, что человек это правдивый. Даже в том, как он ест булочку, было что-то исключительно честное; она казалась такой же бесспорной, как поведанная им история. Конечно, хотелось расспросить его, но я подумала, что это может его отвлечь. В качестве основной я приняла следующую альтернативу: либо он безумен, либо он не безумен.
— Что было дальше? — спросила я.
— Ну что, что, — ответил Лун, — я закончил речь, пожал руки господам, поцеловал дам и пошел спать.
Видно было, что каким-то образом я задела его.
— И все-таки я хочу знать, что случилось потом, — настаивала я.
— Я не сумасшедший, — сказал Лун и продолжил свой рассказ: — По правде говоря, все население Хэмпстеда вымирало из-за полного непонимания того, чем занять свободное время. У них было только одно развлечение. Вечерами они собирались в местном благотворительном центре, садились на пол и начинали петь. Песня была такая: «тум-тум йя», «тум-тум йя», и так без конца. Все, и ничего больше. Просто «тум-тум йя», весь вечер, пока не обессилят. И так изо дня в день. Естественно, в таких условиях раса начинает вымирать.
Ладно, мы довели до их сознания, что хотим предложить одну очень хорошую вещь. А именно — открыть в Хэмпстеде театр и за совсем небольшую плату давать в нем вечерние представления. Мы предложили показать «Переменную драму Луны». Вот что я им сказал. «Стоит вам увидеть и услышать „Переменную драму Луны“, — сказал я, — и вас, друзья мои, перестанет удовлетворять ваша национальная классика, неизменная „тум-тум йя“. Не то чтобы мы, луняне, не чтили самым глубоким образом классическую традицию. Но вы ведь сами видите, что испытанная временем „тум-тум йя“ уже не способна питать ваши жизненные соки. Сколько молодых людей умерло от болезни, скуки. За последние два года не родилось ни одного ребенка. Друзья мои, — заключил я, — одного только „тум-тум йя“ недостаточно».
У нас нашелся только один оппонент — юный Джонни Хит, заместитель редактора газеты «Тум-тум таймс». Джонни провозгласил лозунг «Хэмпстед для сынов Хама» и по всему городу развесил плакаты с заголовками вроде «Покончим с Луной» и «Защитим наших женщин от балаганщиков». Но Джонни Хита никто не желал слушать — все были на редкость увлечены новым проектом. Мы завладели благотворительным центром и переоборудовали его под большой театр. Сначала мы назвали его Лунным театром, но Джонни Хит сильно разнервничался, и, чтобы успокоить его, мы отказались от этого наименования, ограничившись просто театром.
Премьера имела колоссальный успех. Я должен немного рассказать тебе о том, что представляет собой «Переменная драма Луны».
У артистов Луны был только один главный сюжет — на нем и строилось представление. История реальная. В то время на вершине большой горы на Луне был поющий голос. Пел он не слова, только ноты. На Луне всегда много толковали о том, был то мужской или женский голос, — точно определить очень трудно. Время от времени на поющую гору снаряжались экспедиции с целью определить местопребывание певца. Подходы к поющей горе были усеяны невидимыми кратерами. Никто еще из этих экспедиций не возвращался. Но однажды появилась юная девушка, акробатка и певица по профессии, она научилась подражать голосу. Девушка решила подобрать к музыке слова и отправилась на гору в надежде отыскать источник вдохновения певца. Если удастся понять, где рождается музыка, то и подходящие слова найдутся.
Используя свои акробатические навыки, перепрыгивая с камня на дерево и с дерева на камень, эта Лунная девушка добралась до вершины горы. Все жители этой части Луны слышали, как, взбираясь на гору, она поет, чтобы подбодрить себя, ведь дело происходило ночью. Она пела песню о своем подъеме, о теплых, удивительно пахнущих лесах, о фосфоресцирующих озерах. С приближением к вершине песня слилась с голосом поющей горы, и получился дуэт. Лунная девушка добралась до вершины к рассвету. Неожиданно она замолчала, и слышны остались лишь горные ноты. Люди с волнением ждали, что Лунная девушка подаст хоть какой-то знак, но не доносилось ни звука. К вечеру все надежды иссякли. Люди решили, что ревнивый голос горы убил ее.
