Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
В каюте помимо Черчилля находились министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден и госсекретарь США Стеттиниус.
Черчилль ходил не останавливаясь.
— Я повторял и стану повторять — Балканы! Нужно немедленно поставить перед Сталиным вопрос о Балканах! Не-мед-ленно! Мы можем опоздать!
Иден (ему в тон):
— Речь идет об освобождении Австрии.
— Да! И не только! Румыния, Югославия, Венгрия… Если мы опоздаем, пол-Европы придется выкрасить в красный цвет! Мы должны нанести удар! — напирал Черчилль.
— …который будет стоить сотен тысяч жизней американских парней, — продолжил Рузвельт. — Как я объясню их вдовам, во имя чего я послал их на смерть?!
— Война есть война! — с пафосом произнес Черчилль. — В свое время сотни тысяч британских парней сложили головы в битве за Англию! И я нашел слова, чтобы объяснить их вдовам…
— Никто не умаляет заслуг Британии и ваших лично, — парировал Рузвельт. — Однако, сэр, должен напомнить: мы воюем еще и на Тихом океане, и отнюдь не с глиняными солдатиками. Но, безусловно, в Европе мы сделаем все, что в наших силах! Британия всегда сможет на нас положиться… мой дорогой друг (подчеркнуто меняя тон). А лично вы… всегда найдете у меня полное и безоговорочное понимание…
После этой фразы Иден и Стеттиниус, откланявшись, вышли.
Рузвельт и Черчилль остались одни. Рузвельт машинально перелистывал Карамзина. Черчилль, тяжело отдуваясь, сел в кресло.
— Итак: прежде всего Балканы? Разве? — первым нарушил молчание Рузвельт.
— Балканы — это ключ! — подтвердил Черчилль.
— Красная Армия уже в Европе! Это свершившийся факт. Сейчас важно не пустить русских в Германию! Но, в любом случае, война близится к концу. Мир устал. Давайте поговорим, Уинстон. Поговорим так, как мы говорили с вами всегда, когда речь шла о судьбах мира.
— Да, дорогой друг. Я жду этого разговора, — поддержал Черчилль.
— Нам предстоит решить конкретные задачи: Япония, польский вопрос, репарации, система управления ООН, раздел Германии, боюсь, что… и раздел Европы… Не морщитесь, Уинстон, Сталин потребует свое! Очередной передел — новое противостояние! — И вкрадчиво: — Но так ли оно неизбежно?! Помните, как Чемберлен, вернувшись из Мюнхена, воскликнул: «Я привез вам мир! Мир для нашей эпохи!». И пусть попытка не удалась, но он ее сделал! Величие политика в том, чтобы оставить после себя мир. Мир, а не войну.
— С кем мир?! С коммунистами?! — возмутился Черчилль.
— Я давно знаю Сталина. Он меняется… меняется — и не в сторону ортодоксального коммунизма. Выслушайте меня спокойно, Уинстон. Три года назад, в июне 42-го, я изложил свое видение послевоенного мира русским и уже тогда встретил понимание. Сталин, как и мы с вами, хочет, чтобы его народ был сыт и спокоен. А идея коммунизма притягивает бедных! Во-вторых, как и мы с вами, Сталин понимает, что континенты входят в эпоху единой общемировой экономики. Здоровая мировая экономика и гонка вооружений — вещи несовместимые.
— Да, да… Мир трех полицейских! Может быть — четырех… Вы еще в 42-м предлагали эту концепцию. Оставить армии у СССР, Соединенных Штатов, Британии и, возможно — Китая. Всех остальных полностью разоружить. Франция, Германия, Италия, Япония, Польша… — всех оставить без армий! Хм.
— Именно так, — подтвердил Рузвельт. Вооруженные силы трех или четырех держав будут использованы только в целях подавления любой зарождающейся агрессии и никогда — друг против друга. Таким образом, мы, во-первых, нейтрализуем все приобретения русских… Что вы на меня так смотрите? Утопия?
— А если — без русских и китайцев? Азиаты всегда привносят хаос! Как прекрасно устроен мир в моей доброй старой Англии! Порядок! Порядок — это удобство, порядок — это покой! К чему еще стремиться простому человеку?! Наш англосаксонский мир — лучшая из всех моделей человеческого сосуществования! Остальные — хаос. Утопия?
— На ближайшие пятьдесят лет! Миру еще предстоит пройти через «азиатский хаос». На этот период мы должны научиться поддерживать паритет сил. Россию с ее двойственной азиатско-европейской природой выгодно иметь на европейской стороне. Русским легко польстить признанием их европейскости. Русские должны жить лучше, — с нажимом произнес Рузвельт. — Всё лучше и лучше, и достаток сам убьет коммунистическую идею.
— А Китай?
— Азиатский коммунизм не страшен; страшен европейский. Но повторяю: не будет бедных — не будет коммунистических идей.
— Все это чересчур долго, — Черчилль пробормотал почти про себя. — Мы рожаем слишком мало детей, а азиаты плодятся с семикратной скоростью…
— Что-что? Я не расслышал…
— Все это чересчур долго! — теперь уже громко и отчетливо произнес Черчилль. — Гонка вооружений может развернуться внутри нашей тепленькой «полицейской компании» из четырех полицейских. И вы знаете, мой друг… боюсь, что она уже… да-да, что она уже развернута. И на качественно новом уровне.
— Атомная бомба? Но ее пока нет. Еще лет пять, как меня уверили… — произнес Рузвельт с растущей неуверенностью. — И я полагаю, все стороны к этому результату придут практически одновременно?
— Вас уверили? И вы… уверены?
Повисла пауза, после которой Рузвельт настороженно спросил:
— У вас есть доказательства?
— Да! — резко ответил Черчилль. — У меня есть доказательства. Весьма конкретные. Они доставлены на базу еще до моего и вашего прибытия. Я вам их сейчас предъявлю. То, что вы увидите, — 95-процентное доказательство, что бомба Гитлером уже испытана. А это значит — не пять лет! Это значит, что все стороны уже у финиша! Это значит, что гонка вооружений уже начата на качественно новом уровне, и она необратима, как распад атомного ядра! Позвольте воспользоваться вашим аппаратом. (Звонит.) Пусть майор Уилби зайдет в каюту президента. И пусть захватит… все, что нужно, он знает. И подготовьте дитя. Чтобы через четверть часа мы смогли, если захотим… на него взглянуть.
— Видимо, у меня не стало хватать сил на мои спецслужбы. Если… все так, значит, меня держат в неведении…
— А ваш вице-президент? Сколько его ни наблюдаю, не возьму в толк, что он за птица.
При упоминании о Трумэне Рузвельт поморщился, как от зубной боли.
Раздался стук в дверь. Вошел майор Уилби с папкой в руках, отдал честь, разложил перед Рузвельтом листы бумаги.
— Что это такое? — спросил Рузвельт.
— Поясните, Уилби, — приказал Черчилль.
— Мы провели спецоперацию на острове Рюген, сэр, где предположительно могло быть произведено испытание атомного оружия, — начал докладывать Уилби. — Мне удалось вывести с острова Рюген десятилетнего ребенка. У него выраженные симптомы лучевой болезни. Наши специалисты уже обследовали нескольких вывезенных оттуда же человек с аналогичными симптомами. У всех та же картина.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
