Сарай был увешан сетями, которые висели по всем стенам и живописно спускались из-под самой крыши до земляного пола. Кое-где в мелких ячейках поблескивали засохшие серебряные рыбки. Только один уголок был свободен от сетей. Там стоял бачок с водой, деревянный сундук, грубо сколоченный стол и три табуретки. По стенам висела пропахшая водорослями и рыбой одежда.
Рыжий рыбак протянул мне необъятный брезентовый плащ с капюшоном.
— Вот, наденьте…
Я попыталась снять пальто, но он остановил меня.
— Наденьте сверху. В море будет не жарко.
Плащ оказался мне велик и на пальто. Рыжий посмотрел на мои ноги в довольно изящных осенних туфлях на среднем каблуке, покачал головой и поставил передо мной высокие резиновые сапоги. Открыл деревянный сундук. Внутренняя сторона его крышки была оклеена голыми женщинами явно из западных журналов. Из сундука он достал мне белые толстые носки, связанные из домашней пряжи. Я их надела прямо поверх капроновых чулок. Они были приятно колючими. В этих носках сапоги мне оказались почти впору — к тому времени у меня был сороковой размер.
Туфли я завернула в обрывок старой эстонской газеты и положила в свой не слишком полный чемодан. Рыбак положил его в старый мешок, оглядел меня со всех сторон, накрыл мне голову капюшоном, надвинув его поглубже на глаза и, удовлетворенно пробормотав что-то на эстонском языке, сказал по-русски:
— Порядок в танковых войсках. Пойдемте, Мария Львовна.
— Как вас зовут? — спросила я.
— А зачем вам? — спросил он.
«A действительно, зачем? — подумала я. — Ведь мы с ним больше не увидимся. При любом исходе предприятия…»
На причале мы погрузились на одну из больших рыбацких лодок, стоящих в ряд. Было пасмурно, сыро. Дул несильный, но сырой, пронизывающий до костей ветер.
На лодке была закрытая каюта с двумя лежаками, обитыми дерматином, и столиком посередине. Под потолком висела керосиновая лампа «летучая мышь».
Рыбак достал из настенного шкафчика какую-то толстую тетрадку в черном коленкоре и, сказав, что вернется через десять минут, ушел.
Я присела на лежак и задумалась о своей горемычной жизни. Надо сказать, что, совершая этот безумный по своей сути поступок, я никакой храбрости в себе не ощущала. Напротив — я испытывала постоянный страх до слабости в ногах и ощущения неуверенности в желудке. Ко всему прочему, я постоянно боялась, что желудок меня в самый ответственный момент подведет. Я молила Бога, чтобы это произошло не на лодке…
Рыбак вернулся, как и обещал, через десять минут, завел мотор, и мы отчалили. Когда мы отошли от причала метров на сто, он заглянул в каюту и поманил меня пальцем:
— Лучше, если вы будете сверху, — крикнул он.
— Почему? — крикнула я.
— В судовой роли два человека.
Я вышла, и меня сразу до костей прохватило встречным ветром. Я повернулась спиной к носу.
— Лучше, если вы повернетесь, — крикнул он.
— Почему? — возмутилась я.
— Пограничники! — крикнул он. — Возможно, они смотрят в трубу.
Я повернулась спиной к пограничникам и лицом к морю.
Ветер тут же попытался скинуть с моей головы капюшон. Я зажала его рукой под горлом. Рыбак улыбнулся первый раз за все это время.
— Завяжите шнурок, — крикнул он. — Хотите быть рыбаком?
— Ни за какие деньги, — улыбнулась я ему в ответ.
— Ничего, — крикнул он. — Сейчас отойдем, и вы спрячетесь в каюте.
— А вы?
— У меня другой жизни нет… Хотите, я вместо вас пойду через границу? — И он засмеялся, обнажая испорченные зубы.
Мы бесконечно долго плыли. Меня несколько раз стошнило. Под конец я, обессилев, валялась на одном из лежаков.
Рыбак пристегнул меня специальным ремнем, сделанным из брезентового пожарного шланга, иначе бы я скатилась при очередном крене, когда здоровенная волна била лодку в крутую скулу.
— Мы бы скорее дошли, — извиняющимся тоном крикнул рыбак, — но сегодня все четыре балла, и мы теряем скорость от бокового волнения.
Часа через три с половиной мы вошли в уютную бухточку острова Хийумаа. Ветер сразу стих. Волны улеглись, и вскоре мы мягко коснулись боком упругих автомобильных покрышек, которыми была увешана деревянная пристань рыбацкого поселка Кяйна.
Когда я вышла на берег, земля под моими ногами поплыла, и я невольно уцепилась за рукав моего спутника.
— Хотите быть рыбаком? — повторил он свою шутку.
В ответ я только помотала головой. Не было сил открыть рот.
Мы зашли в сарай — родной брат того, в котором уже были. Рыбак велел мне подождать.
— Уборная за углом, — сказал он уходя.
— Спасибо, уже не нужно, — проворчала я, стуча зубами.
Мне вдруг стало холодно в этом продуваемом темном сарае и так остро захотелось домой, в свое любимое кресло… Или на кухоньку, где так уютно поет чайник на газу и пахнет вишневым вареньем из только что открытой банки… Я усилием воли отогнала это видение и сосредоточилась на оставшемся пути.
Как мне объяснил по дороге рыбак, нам с ним осталось преодолеть на мотоцикле с коляской около тридцати километров до поселка Кардла, а оттуда семь километров до хутора, расположенного на самом конце мыса Тахкуна.
На берег моря к лодке, которая повезет меня в Финляндию, мы должны будем выйти ровно в девять часов вечера. Не раньше и не позже, потому что с восьми до половины девятого по берегу обычно проходит пограничный патруль.
Лодка еще затемно, часам к пяти утра, должна была до ставить меня в окрестности финского портового городка Ханко. Оттуда, как я знала, мне предстояло путешествие в машине по шоссе, идущему вдоль границы. Как меня собирались переправлять через финско-шведскую границу, я и сама еще не знала.
За стеной сарая раздался шум мотоциклетного мотора.
Мой рыбак оказался не один. С ним был такой же рыжий и чем-то похожий на него мужчина, одетый так же по-рыбацки. Только он был старше, и на голове у него была маленькая эстонская фуражка с лакированным козырьком и с якорьком на тулье.
— Здравствуйте, — сказал он с еще большим акцентом, чем первый. — Поехали, пожалуйста.
Он протянул мне клетчатый шерстяной платок.
— Повяжите, пожалуйста, пониже… — И он приставил к бровям ладонь, показывая как низко нужно повязать платок. Я повязала платок по-монашески, по самые брови.
— Теперь это, пожалуйста, — сказал он, протягивая мне авиационные очки-консервы.
Я послушно надела. Он надвинул на мою закутанную голову капюшон, посмотрел, одобрительно покачал головой и сказал:
— Очень хорошо, — посмотрел на первого рыбака и что то спросил у него по-эстонски. Тот кивнул ему и засмеялся.
