Я реже стала появляться в обществе. Мне тяжело было доверять подругам, после того как одна из них дала «эксклюзивное» интервью ежедневной газете и вся история вдруг снова всплыла.
Порой я ходила в университет заниматься йогой, но, когда оплаченный курс занятий закончился, я не стала его продлевать. В том не было никакого смысла. Я достигла своего конца. И я вернулась в свой дом, чудесный дом, который кормил и оберегал нас, видел, как мои мальчики становятся мужчинами, и защищал меня в те одинокие месяцы, когда у дверей выли волки. Я заперлась в доме, закрыла глаза и стала ждать.
Аннабель
Сэм вез меня на работу, когда зазвонил его мобильный телефон. Я уже опаздывала почти на полчаса, но вместо того, чтобы попросить меня ответить, он притормозил у автобусной остановки и взял трубку сам:
— Алло?.. Ничего страшного. Что случилось?
Последовала долгая пауза, во время которой слышалось чье-то приглушенное бормотание.
Был понедельник, шел дождь, и, вопреки всему, я по-прежнему жила на Китс-роуд. Накануне вечером мы с Сэмом ненадолго приехали ко мне, с кошкой в корзинке. В комнатах чувствовались затхлость и некая враждебность, словно дом обиделся на меня за то, что я ушла. Стоя посреди гостиной, я оглядывалась, пока Сэм развязывал корзинку. Выпрыгнув, Люси метнулась в кухню, а затем прямо за дверь, которую он оставил открытой, чтобы немного проветрить.
Мы пошли ее искать, зовя по имени и гремя коробкой с кормом. И только тогда я начала слегка беспокоиться.
Сэм приготовил нам по чашке мятного чая, поскольку молока у меня не было. Мы сидели за столом, оставив заднюю дверь открытой в надежде, что кошка вернется сама, поняв наконец, что она дома.
— Вам следовало бы еще раз подумать, — сказал Сэм.
— О чем? — спросила я.
— О том, стоит ли оставаться здесь одной.
Я отхлебнула из чашки и обожглась чаем.
— Мне просто подумалось, что это как-то странно — жить в совершенно незнакомой семье. Вам так не кажется?
Он удивленно посмотрел на меня и отвел взгляд:
— Нет, не кажется.
— В самом деле?
— Мы просто вас выручаем, только и всего.
— Не поймите меня неправильно, я вам очень благодарна, просто… Я слишком грубо себя с вами вела… — Я неловко замолчала.
— Вовсе нет. По крайней мере, я ничего такого не заметил.
— В смысле, тогда, в больнице, когда моя мама заболела. Я знаю, что вы пытались помочь, просто мне показалось странным, что вы там появились. Как будто вы за мной следили.
Он закашлялся.
— Я же уже объяснял — я был там по поводу того трупа.
— Но не во второй раз.
— Да, но вряд ли можно сказать, что я за вами следил. Я просто один раз пришел узнать, все ли с вами в порядке.
— Один раз? А потом вы пришли ко мне домой, потому что я не брала трубку.
Он не ответил, а я вспомнила, что пыталась извиниться, но вместо этого назвала его человеком со странностями, да еще и шпионом.
— Хотя… — пошла я на попятную, — вы в некотором роде спасли мне жизнь.
— Угу, — ответил он таким тоном, будто уже начинал об этом жалеть.
— И я вам в самом деле благодарна. За все. И простите за… хлопоты.
Он снова замолчал, явно не собираясь возражать.
— Какая была ваша мама? — спросила я Сэма, пытаясь, как обычно, сменить тему и зная, что делаю этим только в сто раз хуже.
— Красивая, — ответил он. — Мне до сих пор ее недостает.
— Вам было тяжело, когда у вашего отца завязались отношения с Айрин?
Он улыбнулся из-за чашки, похоже позабыв о прежней неловкости:
— Вовсе нет. Это мы с мамой все устроили, если честно.
— То есть?
— Ей не нравилась ни одна из сиделок, пока я не нашел Айрин. Та ей тоже не особо понравилась — мол, слишком любит командовать, — но мама разрешила ей остаться. Думаю, она выбрала Айрин не потому, что та понравилась ей как сиделка, но потому, что заметила, как она понравилась отцу. И мне.
— Мне она тоже нравится. Добрая и приятная женщина.
Я смотрела, как Сэм пьет чай, удивляясь, почему он вдруг погрустнел.
— Я что-то не так сказала? — спросила я.
— Нет. Вспомнил маму, только и всего. Мне ее не хватает. Вам, наверное, тоже не хватает вашей мамы…
— Да, — ответила я.
Больше всего мне не хватает чувства полезности людям, подумала я. Чувства собственной значимости.
Час спустя, когда мы обсуждали арестованного и гадали, кем бы он мог быть, пискнул телефон Сэма — пришла эсэмэс от Айрин. Кошка только что объявилась на Китс-роуд. С тяжким грузом неизбежности я взяла нетронутый портплед с одеждой, которую Айрин постирала и погладила, несмотря на заверения, что я могу сделать это и сама, и пошла назад к машине. Я, как и кошка, явно оказалась не готова к возвращению домой.
Сэм все говорил, остановившись у автобусной остановки. Когда ему наконец удалось прервать доносившийся из телефона металлический голос, он сказал:
— В самом деле крайне интересно. У вас есть адрес?
Достав из кармашка на дверце шариковую ручку, он взял из лежавшей на приборной панели пачки парковочную квитанцию и что-то написал на обратной стороне. Голос в трубке не замолкал.
— Хорошо, — сказал Сэм. — Еду. Перезвоню вам позже. Пока.
Он повернулся ко мне, и глаза его снова блеснули.
— Знаете, что случилось?
Я все еще злилась на него за то, что еще больше опаздывала на работу, хотя вовсе не горела желанием вернуться к оценке злонамеренного ущерба и численности сексуальных преступлений. Но теперь мне стало любопытно.
— Понятия не имею. И что?
— Один из моих информаторов говорит, что звонила некая женщина, — ее соседка по квартире уехала вечером в пятницу в город с подругами по работе и до сих пор не вернулась.
— И?.. — нахмурилась я.
— Пропавшую зовут Одри Мэдисон.
— Это должно мне о чем-то говорить?
— Вы, очевидно, не ковыряетесь в «Фейсбуке»?
— Меня нет в «Фейсбуке».
— А жаль, — сказал он, разворачивая машину в сторону центра города. — Потрясающий инструмент для исследований. Одри Мэдисон — бывшая подружка некоего Вона Брэдстока. Еще не сообразили?
Я покачала головой. Его таинственность начинала действовать на нервы.
— У него есть в «Фейсбуке» несколько друзей в отличие от мистера Колина Фридленда, у которого только один друг — Вон Брэдсток. Иными словами, пропала бывшая девушка единственного приятеля Колина.
