— Ни за что! — решительно воскликнула Анжи, не обращая внимания на растерянную Бетт. — Я это не надену. Отдай кому угодно, а мне принеси темно-синий туалет. Я сама положила его в сундук, так что неси скорее.
Бетт опустила голову.
— Мадам велела мне его вынуть. Только не сердитесь на меня. Я говорила, что вам это не понравится, но она настояла.
— Ты должна была сказать мне перед отъездом! И что Же теперь делать?
Удрученная Бетт только вздохнула, но Анжи не унималась:
— Теперь придется найти мне подходящее платье, Бетт. Я больше в жизни не стану носить это дурацкую тряпку! Выгляжу дорогой куклой, в оборках и лентах! Настоящая бонбоньерка!
— Но где я возьму другое платье?
— Не знаю, но в изобретательности тебе не откажешь. Уверена, что ты найдешь что-то подходящее.
Дождавшись, пока Бетт поспешила прочь, Рита вопросительно подняла брови:
— Неужели наряд так уж плох?
— Хуже не бывает. Ты его видела?
— Ну да… Довольно пышный. Мне было бы в нем не по себе.
— Да и мне тоже. Не понимаю, почему мама настаивает, чтобы я его носила, когда сама предпочитает модные, элегантные, облегающие платья. Я хочу выглядеть сегодня неотразимой, а она все мечтает, чтобы я подольше оставалась ребенком.
— Надеешься кого-нибудь увидеть? — словно невзначай осведомилась Рита. Она сняла платье, оставшись в сорочке и панталонах. Босые ступни тонули в ворсе ковра, темные локоны прихотливо обрамляли лицо. — Или обзавестись новыми поклонниками?
— Ни то ни другое. Просто хочу предстать перед соседями в самом выгодном свете. Хочу, чтобы они стали моими друзьями, и не собираюсь чувствовать себя скованно в их присутствии. Кстати, Рита… ты, случайно, не приготовила мне никаких сюрпризов?
— Сюрпризов? В толк не возьму, о чем ты.
— Ну разумеется! — Анжи подошла ближе, чтобы остальным девушкам не было слышно. — Может, тебе не слишком нравится мое присутствие здесь, но я все-таки останусь. И поскольку ты меня все равно не выгонишь, почему бы нам не перестать враждовать? Подумай об этом, когда соберешься сыграть свою очередную шуточку!
Слова прозвучали объявлением войны и одновременно предложением мира. Немного подумав, Рита кивнула:
— Так и быть… если ты тоже не станешь делать мне пакостей.
— А ты считаешь, что я способна на такое?
— Думаю, что и ты, и твоя мать смотрят на меня как на помеху своим планам. Ты с самого начала дала понять, что не желаешь видеть меня в доме, где я родилась.
Анжи проглотила резкий ответ, уже вертевшийся на кончике языка. Ей не терпелось напомнить Рите, что именно она вела себя вызывающе с самой первой встречи, предъявив права на Джейка Брейдена. Но она промолчала и вместо этого тихо заметила:
— Я тоже родилась в этом доме. И хотя унаследовала ранчо, никто тебя не лишит родного крова. Неужели мы не сумеем ужиться?
— Это зависит от тебя.
Рита пошла к кровати, пробираясь между разбросанными по полу нижними юбками и туфлями, и на ходу бросила:
— Дашь мне знать позже, если еще захочешь со мной разговаривать.
Анжи молча смотрела ей вслед, терзаясь дурным предчувствием. Она отчего-то почти не сомневалась, что сестра что-то задумала.
Гитары в сопровождении медных рожков и маленьких барабанов наигрывали грустную мелодию. Двор, сад и веранды были украшены цветными китайскими фонариками, из окон и дверей струился свет. Гости собирались компаниями под огромными старыми деревьями, бродили по дорожкам, а небольшие оркестры местных музыкантов «марьячес» услаждали их слух мелодичной музыкой. Сильное сопрано итальянской оперной певицы временами перекрывало смех и разговоры.
Здесь смешались старые испанские семьи и новые поселенцы. Слышалась испанская и английская речь, перебиваемая фразами на всех мыслимых диалектах. Длинные столь ломились от еды, а на нескольких площадках были настланы деревянные полы для танцев.
Анжи, стоявшая в тени балкона, одернула юбку, готовясь к тому моменту, когда мать увидит ее наряд. В волосы девушки был воткнут высокий испанский гребень, с которого свисала мантилья, прикрывая прозрачной дым кой распущенные волосы. На ней было не то платье которое просила надеть Миньон, а облегающий наряд с черными, доходившими до щиколоток юбками и корсажем с глубоким круглым вырезом, не слишком откровенный, но не оставляющий сомнения, что его обладательница — взрослая женщина. Вряд ли Миньон одобрит подобный туалет. И хотя она слишком хорошо воспитана, чтобы устраивать публичные сцены, Анжи была уверена, что позже ей предстоит услышать немало неприятного. Но разве она виновата? Почему мама вечно пытается нарядить ее как младенца! Она женщина, хотя мать по-прежнему не желает признать это!
Бетт обменяла платье Анжи на менее дорогое, зато оно ей шло, и кроме этого, тут было немало других девушек, одетых почти так же.
Набрав в грудь воздуха, Анжи покинула свое убежище и пересекла комнату. По мере ее приближения глаза Миньон раскрывались все шире. Все же мать превосходно владела собой и, ничем не выдав своей досады, холодно кивнула дочери.
— Вот и ты наконец. Анжелика, познакомься с владельцем этой чудесной асиенды доном Луисом де Риверой, чей день рождения мы празднуем сегодня.
Анжи сделала реверанс, и высокий джентльмен с серебряными волосами улыбнулся в ответ. Весьма представительный мужчина с темными глазами под мохнатыми, низко нависшими белыми бровями и аккуратно подстриженными усиками. Кожа светлее, чем у метисов, типичная скорее для креолов.
— Добрый вечер, мадемуазель, — приветствовал он на безупречном французском, торжественно кланяясь. — Вы оказали мне большую честь, посетив мой дом. Осмелюсь сказать, что вы так же прелестны, как матушка, хотя она слишком молода, чтобы иметь такую взрослую дочь!
— Вы слишком добры, месье, — пробормотала Анжи. Улыбка дона Луиса стала еще шире.
— Как мило с вашей стороны надеть костюм моего народа! Польщен вашей любезностью.
Анжи, не глядя на Миньон, сухо усмехнулась.
— Рада, что вы оценили мои ничтожные усилия, дон Луис.
— Разумеется! Такой великодушный жест не может пройти незамеченным. Надеюсь, что вам у меня понравится и вы повеселитесь вволю. Если вдруг вам что-то понадобится, не стесняйтесь. Одно ваше слово — и у вас будет все. Мой дом — ваш дом.
— Ваше великодушие к незнакомым людям меня смущает, дон Луис.
— Ах, мы с вашей матерью давние приятели, хотя не думал увидеть ее снова. Рад, что ошибался.
Он помолчал, приглаживая усики и мрачно хмуря брови.
— Дон Луис, если не возражаете, я хотела бы поговорить с дочерью, — сдержанно заметила Миньон и, когда хозяин отошел, возмущенно прошипела: — Я велела тебе надеть другое платье!
