Епископ Ассерский выслушал решение друга и как мудрый советчик сказал:
— Надо, чтобы все знали: король Альфред Великий жив и нуждается в помощи всех своих подданных, способных держать в руках оружие. Каждый должен принять участие в битве за освобождение Уэссекса.
— Не знаю, помнят ли меня вожди деревень… И вообще, помнят ли они, что у них еще есть король…
— Ваше Величество! — воскликнул священник. — Вы же собственными глазами видели восторг нескольких вождей освобожденных деревень, убедившихся, что вы живы и невредимыми!
— Ах, святой отец, не надо льстить мне, а не то я действительно поверю вашим словам и позволю самолюбию охватить мою душу. Не соблазняйте меня, не то я начну думать, что и вправду велик и всемогущ и что в самом деле могу освободить свое королевство… — ответил грустно и одновременно насмешливо Альфред.
— Ваше Величество, вы только принесете всем огромное счастье, и многие будут стремиться к союзу с Уэссексом, захотят стать вашими подданными в обмен на ваше покровительство.
— Но это лишь горячее желание королевского друга…
— Нет, мой король, это не желание — это пророчество! — И епископ Ассерский обнял короля.
Дни летели одни за другим, воины уходили на небольшие стычки и возвращались с них гордые своими победами. Армия быстро росла, но все еще была далека от того, чтобы померяться силами со всеми ордами Гутрума. Союзники шли к нам отовсюду. Вожди саксов, подданных короля, тайно встречались с Альфредом, чтобы обсудить планы грядущей битвы. Они помогали ему в коротких набегах, но ожидали большего и верили, что появление короля, словно восставшего из глубин Сумерсетских болот, являлось ничем иным, как чудом.
Они прославляли Альфреда, воздавая ему заслуженные почести и доставляя тем самым огромную радость, и если бы это только было возможно, непременно устроили бы настоящий пир на всю страну по случаю чудесного возвращения короля. Но эту тайну требовалось твердо хранить и скрывать перед лицом жестокой угрозы, окружившей государство со всех сторон.
Альфред реорганизовал войско и всячески заботился о его вооружении, ибо все его мысли и поступки диктовались только одним — чаянием грядущей победы.
Прошло несколько месяцев, стало тепло… Солнце, припекая, поднимало наш боевой дух и согревало сердца, так замерзшие за долгую зиму.
Альфред созвал всех деревенских вождей и попросил их собрать как можно больше боеспособных людей и оружия. Они должны действовать с расчетом на долгую и беспощадную битву.
Заботы короля не утихали ни на день.
— Гутрум — блестящий воин, прекрасный стратег. И когда я думаю о нем, то невольно сравниваю с волком, затравленным стаей гончих. Даже понеся поражение, он сделает круг через горы и вернется, и снова нападет, хранимый какими-то своими неведомыми силами. А потому, сколько бы мы ни прятались, последнее сражение неизбежно, — решительно заключил Альфред.
— Но, Ваше Величество, вы забыли, что, несмотря на его доблесть и храбрость, он не имеет самого главного — Божьего благословения. Он язычник и действует как язычник, как тиран, как несправедливый человек, и потому его нечестивая жизнь должна закончиться, — на этот раз совершенно спокойно возразил я. Все вокруг горячо поддержали меня.
И вот настало время для последней решающей битвы. Гутрум со своей могучей армией встал лагерем к северу от равнин Солсбери. Мы же с Альфредом, Хагартом и нашим войском расположились в Стоунхендже, неподалеку от Дорнсета. Это место считалось мистическим. Камни стояли там широким кругом, некогда они служили алтарями. Там Альфред пригласил всех на молитву. Прекрасным жестом смирения и веры король, высшая власть страны, представлявший для нас всю сущность королевства, сбросил с головы капюшон, преклонил колени, лег лицом в пыль и открыл свое сердце Богу. Я тоже молился с ним долгие драгоценные для меня часы. В какое-то из мгновений я неожиданно оглянулся, и то, что увидел, заставило меня понять все величие Господа нашего Иисуса Христа, когда-то вернувшего грешных людей к Богу: все войско, все прекрасные души, наши воины, преклонив колени, молились перед крестами из воткнутых в землю мечей и славили Царя царей. Этот момент навсегда запечатлелся в моей памяти, ибо я видел настоящую преданность людей Богу. Епископ Ассерский тоже молился о нашем спасении. Потом все встали и маршем двинулись на Этандум[15], где стояли лагерем войска Гутрума.
Час за часом мы в нетерпении погоняли коней. Но даже будучи полностью поглощенными предстоящим сражением, мы любовались роскошью обвивавших скалы растений, которые, сверкая бриллиантовыми каплями росы, упорно пробивали себе дорогу через расщелины в камнях.
Но вот мы, наконец, отпустили поводья, и лошади пошли свободнее, нарушая пронзительную тишину лишь тихим пофыркиванием и стуком копыт по мягкой земле. Все были напряжены до предела, а копыта выстукивали особый ритм, наполняя наши сердца надеждой. Пехота и обозы тянулись сзади. Оборачиваясь, мы видели за собой лишь огромную разноцветную живую стену и ехали дальше, подняв копья к небесам, а щиты обратив вперед.
Добравшись до скалы Эгберта в Этандуме, мы увидели прямо перед собой на скале изображение огромной лошади, рвущейся к небу. Это была белая лошадь, нарисованная на склоне и равная по размеру ста лошадям. Она сразу же привлекла внимание короля Альфреда.
— Энгус, эта нарисованная на скале лошадь напомнила мне величайшую победу моей жизни, случившуюся много лет назад. В тот раз символом победы тоже была белая лошадь. Брат мой тогда долго молился перед боем, а я не утерпел и бросился в бой. — В глазах короля блеснули слезы. — Кто знает, а вдруг и это — небесный знак Божественного провидения, сулящий нам победу?!
— То, что вы говорите, мой король, имеет высшую ценность! Надо передать это по рядам, пусть все знают, что нам свыше явлен знак победы! — Я никогда не пропускал возможности воодушевить людей и наполнить их сердца мужеством. В конце концов, именно из этого и рождаются победы!
История о белой лошади и о связанной с ней прошлой победе короля тут же пошла гулять по войску. Все воины, услышав ее, волей-неволей исполнялись гордостью и клялись, если понадобится, сражаться до смерти, а клич победы прокричать так, что будет слышно по всему королевству. И вот, вдохновленные небесными силами, мы с еще большим упорством двинулись вперед к месту битвы при Этандуме. Там уже ждал нас Гутрум со своими тысячами, готовый нанести нам смертельный удар.
Альфред приказал начинать атаку немедленно. Мы слезли с коней и отослали их в арьергард, я обошел войско и приказал сдвинуть ряды еще теснее. Теперь мы стояли щит к щиту и двинулись на язычников, действуя как одно тело, одна душа, один дух. Мы стали единым существом, движимым одной целью.
Мой топор превратился в смертоносное оружие. Я рубил головы одним ударом. Хагарт, ставший, казалось, еще сильнее, не отставал от меня. Альфред сиял божественным светом. Тела валились кучами у наших ног. Это была жестокая битва, рукопашная, в которой невидимая рука теснила язычников к аду, к обители всех мертвых. Скоро датчане почувствовали горечь — это исходила желчь, пропитавшая острия наших копий в чаше нашей ненависти, которая все еще не осушилась. Скоро вражеские воины уже не могли противостоять нам и начали отступать. На их песьих лицах явственно начали проступать следы изнеможения, страх перед смертью парализовал души, и их единственным желанием стало отступление перед нашими бешеными ударами.
