«Небось, протирает мягкой фланелькой своего верного „Орла“!»
Юл вдруг почувствовал, что его опять обыграли на его же поле.
Нужно было срочно успокоить нервы.
Вдобавок, как на грех, куда-то запропастилась заветная бутылочка вискаря «Белая лошадь», которую Юл перед походом на Тройку оставил в тайничке за диваном…
Ну, ничего, ничего. У него есть еще один верный друг и спутник, который никогда не подведет, — он ждет его за обросшей паутиной решеткой вентиляционного отверстия!
А пока… Юл подошел к стеллажу, куда он обычно клал все ценное после возвращения из аномальных зон, пошарил на полке, привычно нащупал нефритовую фигурку и… вполголоса выругался!
— Это что еще за ё-маё?
Шея Нефритового Уробороса была заботливо украшена… гламурным розовым бантиком.
К тому же могучий стабилизатор, и это было очевидно, еще несколько часов назад протирали чистящим средством! От Уробороса пахло лимоном!
Но окончательно доконало Юла то обстоятельство, что теперь его Уроборос… был разомкнут!
Юл твердо помнил и был готов поклясться даже памятью погибшего Патрика, что когда он вылез из люка эксклюзивного ооновского портала и потом, пока плелся, прихрамывая, к электронным воротам «Итаки», Уроборос представлял собой то же, что и всегда — неразрывное кольцо!
Теперь же он был разомкнут, натерт до блеска, насколько может блестеть нефрит, а из пасти зеленого змея торчал маленький кусочек ватки. Видимо, для лучшей гигиены полости его нефритового рта! Эх, недаром до того как стать наблюдателем ООН Пенни училась на стоматолога!
Юл осторожно освободил входной канал пи-генератора от посторонних предметов. Потом несколько раз глубоко вздохнул, тщательно следя за тем, чтобы выдыхать только носом. Затем решил сосчитать до двадцати пяти. Но сбился уже на восьми с половиной и решил дальше не считать.
А потом он услышал в ушах шум…
…Это шумели волны, с грохотом и плеском разбиваясь о прибрежные казантипские скалы, дробя утесы, выворачивая со дна гигантские валуны.
Это ревела буря в Академзоне, и небеса метали в Сосновый Бор громы вперемешку с молниями.
Это бушевал шторм в его душе.
— Гипершторм, — прошептал Юл Клевцов. — Но я не боюсь его! Я — и есть он!
Он обхватил голову руками, весь отдаваясь во власть этой грозной стихии, поселившейся в нем. Потом закрыл глаза, глубоко вздохнул и блаженно улыбнулся.
Больше не было его маленькой комнатушки с важным названием «личный кабинет».
Не было гостиной с несусветным пистолетом в мутно-зеленой декоративной вазе.
Не было идиотского бантика и куска дезинфицированной ваты в пасти у Уробороса.
И даже бутылки «Белой лошади» в тайничке за диваном! Ее не было тоже! Никогда!
Зато был огромный колесный механоид, который, получив сдвоенный заряд из лучевой двухстволки, накренился на правый борт и начал сползать по радиоактивной оранжево-коричневой осыпи.
Казалось, мгновение — и зловещее порождение техноса опрокинется.
Еще пара лучевых зарядов!
Массивные стальные вилы железного монстра, которые он унаследовал от своих примитивных предков — армейских каров-погрузчиков, оплавились и согнулись под невероятным углом.
И были глаза сталкера, глаза Юла Клевцова по прозвищу Штурман. Это он только что всадил в кар изрядную порцию лучевой энергии и теперь с холодным торжеством наблюдал сквозь сетчатые окуляры защитных очков за тем, как механоид натужно скрипит, силясь удержать равновесие и нащупать ближайшую точку опоры.
Лязг стоял ужасающий. Штурман улыбался.
Пенни смотрела, как Юл улыбается во сне.
Ласково пошевелила его волосы. Покосилась на пустую бутылку из-под «Белой лошади».
— Ну и кабан, — сухо изрекла госпожа Квин. — Засосал литр и еще сам дошел до кровати…
Осторожно разжала его пальцы, один за другим.
Разомкнутый нефритовый Уроборос подмигнул хозяйке Кораллового Дома каменным глазом.
Поскольку Пенни была уже полностью одета, ей оставалось только сунуть «Пустынного Орла» в кобуру и, взяв нефритовую фигурку, поместить ее в специальный контейнер, подвешенный к поясу.
После этого Пенни кратчайшим путем пересекла Коралловый Дом и вышла за охранный периметр базы.
В темноте флюоресцировали утесы айзенофорных кораллов.
Часы показывали 1.11 по Гринвичу.
— Все сложнее, друг мой. Все намного сложнее, — произнесла Пенни голосом Старика и быстро, не оглядываясь, пошла прочь.
