Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
С работой проблем не было. Он устроился по специальности на громадный элеватор, и, хотя не знал португальского, английского вполне хватало, поскольку тут присутствовали представители самых разных народов: от японцев до хорватов и немцев.
Встречались и русские. Их было не так уж и мало в бразильском мегаполисе. Русских было две категории. К первой относились такие же, как и он, участники и жертвы Гражданской войны, покинувшие Россию лет тридцать назад. По большей части злоба у этих людей сменилась меланхоличной грустью, когда речь заходила о стране отцов. Победа над Германией наполняла их сердца гордостью за отчизну, во всяком случае, они открыто не выказывали неприязни к большевикам. Правда, встречались и исключения.
Вторая группа была очень неоднородна и представляла собой пестрый конгломерат людей самых разных возрастов, покинувших СССР всего несколько лет назад в ходе Второй мировой войны. Они непрестанно вспоминали родную землю, причем с самыми разными чувствами. Многие попали за рубеж не по своей воле: были захвачены в плен, увезены в Германию на работы, по разным причинам оказались в немецких кацетах[1]. Эти люди не вернулись домой исключительно из страха перед возможными репрессиями. «Кто его знает, – говорили они, – будут там разбирать или не будут, как попал в плен. Будь я уверен, что все обойдется, завтра бы вернулся». Но такой уверенности никто дать не мог. Но, помимо попавших за кордон не по своей воле, встречались и другие – бывшие полицаи, разного рода мелкие чиновники, переводчики, служащие комендатур, просто рабочие, мобилизованные в строительные и вспомогательные части. Эти и вовсе ни о каком возврате не помышляли, справедливо полагая, что в лучшем случае их ждет Колыма.
У Коломенцева даже образовалось нечто вроде дружбы с одним из таких людей. Он работал машинистом на крошечном маневровом тепловозике, подтягивающем к элеватору вагоны с зерном. Звали его Терентием Косенко. Терентию было лет тридцать. Уроженец Мелитополя – он перед войной учился в Киевском университете, с началом боевых действий сбежал к деду на Полтавщину, чтобы не быть призванным в Красную армию, потом устроился в издаваемую немцами газетку корректором, так, во всяком случае, он рассказывал. После перелома в войне двинулся вместе с отступающими немцами на Запад. В Чехословакии чуть не попал в руки СМЕРШа, но ускользнул. Перебрался в Баварию, здесь очутился в лагере для перемещенных лиц и наконец решил покинуть Европу, завербовавшись в Бразилию. Когда с ним познакомился Коломенцев, Терентий уже прожил в Бразилии пять лет. Человек этот вызывал у Игоря Степановича противоречивые чувства: и притягивал, и отталкивал одновременно. Притягивал тем, что русский, более-менее образованный, с легким уживчивым характером, отталкивал же безапелляционностью суждений, бездумностью, не красило его и сотрудничество с оккупантами. Впрочем, Терентий отрицал факт добровольности, заявляя, что его насильно мобилизовали на работу в газету, как человека грамотного, учившегося в университете.
– Помню, – лениво рассказывал Терентий, когда во время обеденного перерыва они перекусывали захваченной из дома снедью, – еще до войны читал книжку про жулика, забыл, как его звали. Так этот жулик очень хотел поехать в Рио-де-Жанейро. Мечта у него, видите ли, такая была. Я, помню, тоже мечтал уехать в какое-нибудь подобное место. Мечты, мечты… И вот очутился здесь. В Рио можно съездить в любое время, да и бывал я там. Конечно, красиво, но и в Сан-Паулу, на мой вкус, не хуже. А сейчас, откровенно скажу, не нужны бы мне все эти пальмы и попугаи, домой охота. На ридну сторонку. Разве ж наши вишни да можно сравнить с их бананами, да хочь ананасами. Нискильки. Як гарно, выйдешь вичором на ливаду, приляжешь у кусточка… соловьи свищут, на небе звездочки.
– Чего ж ты уехал? – перебил его Коломенцев.
– Уж лучше здесь под пальмой, чем там под крестом березовым. И тепло опять же. Шубы не нужно. Женюсь вон на Терке. Знаете ее? Полька, в лаборатории работает. Пусть она католичка, но своя, славянская душа.
Разговоры о родине Терентий заводил постоянно, и не в этом ли была самая притягательная сторона общения с ним?
Как-то раз зашла речь о масонах. Коломенцев поведал, что много лет был масоном. Сначала в России, а потом в Харбине.
– А я про этих-то масонов вовсе ничего не знаю, – сообщил Терентий. – Помню только, у Толстого в «Войне и мире» Пьера Безухова принимают в ложу. Там еще какие-то обряды идиотские. Неужели до сих пор подобное сохранилось?
– Сохранилось, – усмехнулся Коломенцев. – Все почти в точности, как там описано. И стук в двери храма, и обнаженная шпага… Окровавленная рубашка… Словом, театральное действо.
– Тогда мне и вовсе непонятно, – прищурился Терентий. – Как же так? Если масонов считают столь серьезной, влиятельной организацией, опутавшей весь мир, если в ней состоят сильные мира сего, неужели эта бутафория не кажется им смешной?
– В таком случае церковные обряды тоже нелепы, – возразил Коломенцев. – Причастие, скажем. Причащаемся кровью и плотью Христовой. Каннибализм!
Терентий засмеялся.
– Ничего не скажешь – логично. И все же. В чем сила масонов?
– Связи, полезные знакомства, к тому же демократизм. Масоны не делают различия между людьми, занимающими высокое социальное и общественное положение, и рядовыми гражданами, во всяком случае, явно не делают. Терпимость – основной принцип братьев. В одной ложе могут состоять люди различных вероисповеданий. И неважно, кто ты и сколько у тебя денег.
– Значит, разговоры о всемирном масонском заговоре имеют под собой почву?
Коломенцев хмыкнул: вполне возможно, только неясно, какие цели преследует этот заговор.
– Очевидно, господство над массами.
– В чем же оно должно выражаться?
– Не знаю, – хохотнул Терентий, – вам видней. Кстати, в Сан-Паулу тоже есть масоны.
– Не сомневаюсь.
– Русские.
– Неужели?!
– Как-то в газетке мне попалось объявление о сборе членов ложи «Южный крест».
– Интересно, нужно бы сходить.
– Так чего же время терять. В воскресенье и отправимся. Может быть, и меня примут…
Коломенцев задумался, напряг память, пытаясь восстановить дальнейшие события. Он вновь вступил в ложу, где его встретили очень дружелюбно. Видимо, навели справки. В ложе, кроме него, имелось еще двое русских, но в основном она состояла из коренных бразильцев и англичан. К тому времени мукомол более-менее сносно разговаривал по-португальски, так что не особенно тушевался. Все было как обычно. Собирались, вели мудреные разговоры, потом следовали совместные товарищеские обеды, вернее, оживленные пирушки, с обильными возлияниями, вовсе не похожие на ритуальные обряды. Кажется, именно тогда?.. Да, на одном из обедов зашел разговор о Сен-Жермене, Коломенцев похвалился, что занимался исследованиями о таинственном графе. От него потребовали познакомить братьев с изысканиями. Мукомол подготовил небольшой доклад, на котором впервые всплыл Тихореченск. До этого Тихореченск был для Игоря Степановича отвлеченным географическим понятием, и после доклада он по-настоящему задумался, почему Сен-Жермен стремился именно в этот городишко. Что его там привлекало?
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
