Агафья брезгливо вынула помело из рук воображающего себя тяжело раненым и впавшим в беспамятство громовца и швырнула со ступенек вниз, ловко попав в ступу.
— Варёна, помоги мне. Минуточку!
Агафья оторвала с верхней губы Петькова вторую половинку усов. Парик и первая половина усов были потеряны еще во время схватки с Гюрзой.
Две особы подхватили Петькова под руки и отвели его к пустующему постаменту, где Агафья вручила ему бутылку с настоящей французской этикеткой.
— Извините, мадам! — Петьков обратился к старшей красавице, стыдясь того, что ему за неимением штопора приходится выбивать пробку рукой. — «Ор-д'Аж», — прочитал он надпись, удивляясь, что при свете луны и блеске окон так ясно может читать французские слова. — Странный бред, все как наяву.
— А я, когда был во Фракции, предпочитал «Экстру», однако не сочтите меня неблагодарной свиньей, мадам: вы спасаете мне жизнь, а я корчу из себя гурмана, просто «Экстра» напоминала мне родину, у нас тоже была такая водка.
— Какой вежливый этот солдафон, что угнал мой «феррари» — подумала Агафья. — Он заслуживает лучшей участи.
— Варенька, сейчас я научу тебя одной маленькой хитрости, — сказана она, наблюдая, как бывший офицер иностранного легиона опоражнивает бутылку гасконской водки.
По мере того как Александр Петрович Петьков пил напиток Агафьи, он, сам того не заметая, каменел все больше и наконец превратился в статую. Агафья вынула бутылку из пальцев ветерана и придала каменеющей руке картинный жест. Петьков стал походить не то на римского императора, не то на греческого философа, задумавшегося о тщете земного существования.
— Ой, зачем ты это сделала, бабушка? Он был такой симпатичный.
Агафья бесстыдно рассмеялась, похлопав новую статую по лысому черепу, и ответила:
— Это не худшая участь, Варька, стать памятником самому себе. И вообще, перестань жалеть людей, они, если узнают, что ты людоедка, тебя жалеть не будут.
— Но я же никого не съела.
— И зря. Хватит болтать. Иди в свою засаду, иначе твой Недобежкин погибнет, как петух в лисьей норе.
Так закончилась для одного из сподвижников Дюкова его борьба с преступным миром. Кто-то, возможно, оплачет его кончину, найдя ее постыдной, но более искушенные и пожившие за земле люди, пожалуй, сочтут завидной.
Глава 29 ВЕНЧАНИЕ
Недобежкин, в полусомнамбулическом состоянии, наслаждаясь и страшась происходящего, слабо барахтался мыслью в потоке событий, плывя к своему концу.
«Ну и мерзавец же я, — думал он. — Вчера сватался к Повалихиной, а сегодня венчаюсь с Завидчей».
Их светлость Недобежкина и недоверчиво оглядывающегося по сторонам Шелковникова привели в гардеробную с высокими венецианскими зеркалами в позолоте.
— Это ваш друг или слуга? — осведомился старик с гофмаршальскими бакенбардами, оценивающе оглядывая капитан-бомжа.
Недобежкин секунду подумал и ответил: «Друг!» Витя благодарно просиял, победно взглянув на старика с бакенбардами.
Старик понимающе кивнул и хлопнул в ладоши двум прислужникам, которые тотчас же, благоговейно поддерживая Шелковникова под руки, как будто и он, как и Недобежкин, тоже был сделан если не из фарфора, то хотя бы из фаянса, отвели Витю в дальний угол для переодевания. Третий слуга уже поджидал его там возле манекена, на который был надет ядовито-зеленый атласный камзол — жюстокор.
Гофмаршал хлопнул в ладоши еще раз, и толпа необыкновенно предупредительных, ловких гардеробщиков занялась Недобежкиным. Его с ног до головы переодели в батистовое белье, пахнущее ночной прохладой и соловьиными трелями.
При этом слуги, раздевая Аркадия и прикасаясь к модному полуадмиральскому костюму, на котором запеклись его с Элеонорой капли крови, выказывали сдержанное чувство пренебрежения и омерзения по поводу костюма от Ришарова. Недобежкину показалось, будто он сильно преувеличивал ценность своего наряда. Один из гардеробщиков, раздевая его, хотел снять веревочку, на которой висело кольцо Ангия Елпидифоровича, но Недобежкин так посмотрел на него, что тот чуть не грохнулся в обморок. Когда пиджак и брюки были сняты, седой гофмаршал — это живое воплощение вельможного слуги — с такой брезгливостью, будто это были вонючие нищенские обноски, взял их в руки и, не дав опомниться аспиранту, бросил ришаровский костюм в дальний угол, туда, где переодевался Шелковников. Недобежкин хотел было запротестовать против такого отношения, дернулся к своему костюмчику, но тут заиграла веселая придворная музыка, двери гардеробной отворились и в нее вошла маленькая процессия, которую возглавляли флейтист, фаготист и два скрипача, вслед за ними двое слуг внесли в залу одетый на манекен ослепительно великолепный свадебный костюм вельможи екатерининской поры.
Любой культурный человек видел бессчетное количество этих костюмов эпохи рококо на картинах великих мастеров восемнадцатого века, в кинофильмах о придворной жизни или даже разглядывал их образцы в музеях и кунсткамерах. У него сложилось убеждение, что он хорошо представляет себе всю роскошь и красоту этих восхитительных нарядов. Напрасно так думают культурные люди. Во-первых, картины великих мастеров, какими бы гениальными художниками ни были их творцы, передают только общее впечатление от этих костюмов. Главное их внимание обращено на лицо и руки модели.
Во-вторых, если говорить о кинофильмах, то киношные костюмы даже самых достоверных и богатых фильмов — не более чем грубая подделка, не выдерживающая при ближайшем рассмотрении никакой критики. И в-третьих, если вспомнить о музеях и кунсткамерах, то поверьте мне как бывшему музейному работнику: там выставлены далеко не лучшие образцы исторических костюмов. Драгоценные пуговицы, золотые галуны, кружева и шитье с них постепенно отпарывались и заменялись на менее ценные, а потом и вовсе на никакой цены не имеющие. Подобная манипуляция проводилась всеми, кто брал на себя честь отвечать за сохранность этих нарядов. Кроме того, прошу вообще учесть, что в каждом веке все музейные экспонаты по нескольку раз воруются и заменяются дирекциями на новоделы, так что наблюдать весь блеск и роскошь настоящего вельможного костюма никакой культурный человек, если он только не современник минувших веков, нигде и никогда не мог.
Вот почему Недобежкин, как только увидел костюм, который ему внесли в гардеробную, сразу же забыл о костюмчике от Ришарова, еще несколько часов назад так потрясавшем его воображение, и это было простительно. Непростительно было то, что в этом костюме аспирант забыл и драгоценности Золотана Бриллиантовича Изумруденко и, самое ужасное, кошелек, который делал его самым богатым в мире человеком.
Витю Шелковникова в этой же комнате трое камердинеров обряжали в ядовито-зеленый атласный жюстокор с позументами на фалдах, и он пережил несколько неприятных минут, когда слуги начали удивленно вынимать из деталей его капитанского мундира половники, чарки и блюда, украденные в «Русской избе». Самое трудное для них было потом приспособить эти вещи к довольно узкому жюстокору и коротким панталонам. Место для блюда лакей, похожий на ворона, долго не находил и наконец его пришлось засунуть за расшитый серебром жилет. Второй слуга, похожий на щипаного петуха, долго искал место, куда пристроить половник, и наконец вынув шпагу из перевязи, захотел сунуть его вместо клинка, но Витя воспротивился этому поползновению и, прикинув ценность половника и золоченой шпаги, сделал щедрый жест, подарив половник слуге, а шпагу воткнув на свое место в перевязь.
