— …сядь…
Это не человеческий голос — в нем нет интонаций. Этот голос, который приносит с собой запах дождя и мокрой земли, так далек от живого, что, должно быть, его хозяин — инопланетянин, манипулирующий голосовыми связками мужчины.
Прист заставляет себя двинуться вперед, все еще держа фонарик и не отрывая глаз от мокрого пистолета. Стул скрипит, как ногти по классной доске. Прист чувствует запах дерьма и еще чего-то отвратительного, грязного, вырванного из нутра мужчины. Он с усилием отводит взгляд от пистолета и смотрит на осевшее, потустороннее тело с длинной фальшивой бородой и в широкополой шляпе. Ощущает запах мочи, смешанный со сладковатым густым ароматом, — похожий запах присутствовал на месте автокатастрофы, когда он был слишком напуган и не нашел в себе сил помочь вытащить окровавленные тела из машины.
Уэнделл едва шевелится. Ему не хватает воздуха. Ясно, что он агонизирует, и Прист вспоминает слова Мики о том, что этот человек «сильно ранен».
«Я просто посижу здесь. Сделаю все, что он скажет. Может быть, он умрет».
— …Робертттт… Прист…
Пистолет не то что у него в руке, но довольно близко к ней, гораздо ближе к Уэнделлу, чем к Присту.
— …ты убил… моего сыннна…
— Я не убивал.
Прист понятия не имеет, откуда у него появляется дар речи. Это равносильно тому, что солдат идет по полю боя в атаку, прямо на стреляющего противника. Единственная мысль — задержать Ная, пока он не ослабнет или пока не придет Джоуи и поможет.
— Уэнделл? Вас так зовут, да? Не знаю, кто вам такое сказал. Не знаю, думаете ли вы, что я убийца, но вы ошибаетесь, уверяю.
Мужчина передвигается еще на дюйм. Дыхание еле слышно.
— Полиция сказала, что вы считаете меня причастным. Но я никогда не работал в той школе, даже никогда в ней не был. Не могу представить, почему кто-то связал меня с тем, что случилось…
Уэнделл стонет и прижимает свободную руку к левой стороне внизу живота. Прист видит, что на одежде с этой стороны больше пятен.
— Может, воды?
Уэнделл отрицательно качает головой. Он бережет силы и не хочет воды.
Свободная рука поднимается, и в этот страшный миг Прист уверен, что сейчас раздастся выстрел. Но Уэнделл просто лезет во внутренний карман и достает из него что-то маленькое и серебристое, а затем толкает это по столу. В блеске молнии Прист видит металлический корпус магнитофона.
— Включи… запись.
Ничего хорошего. Это действительно страшно. Просто невозможно, чтобы нечто о прибылях Приста было записано на кассету. Но свободная рука Уэнделла, вся в крови, добралась до пистолета и Прист берет магнитофон и нажимает кнопку с надписью «Воспроизведение».
Он слышит слабое жужжание.
И почти слабеет сам, потому что узнает голос на пленке. Это Эйден Прайс.
«Шесть лет назад вы перешли границу и теперь делаете то же самое», — говорит Прайс.
Боже, он был у него в кабинете!
«Сажайте Арлину и детей в самолет».
Прист кричит.
Ему снова четыре года. Слезы катятся по щекам и падают на воротник. Его трясет, и он не в состоянии ни о чем думать, что-то слушать. Его мозг перестает работать.
Прист способен только на шепот.
— Пожалуйста, не делайте мне больно.
Мужчина напротив его не двигается.
Прист твердит:
— Простите меня. Простите. Простите.
Уэнделл соскальзывает чуть больше, и голова утрачивает всякое подобие жизни. Подбородок отваливается. Кухню внезапно наполняет терпкий запах свежей мочи.
— Я велел Прайсу не делать вам больно. Мне просто требовалась информация. А он решил избить вас.
Уэнделл издает свистящий звук. Это не сообщение, а испускание. Звук похож на «ссссссстт».
— Мы решили, что вы знаете больше, чем надо, о соглашении с Халлом. Мы никогда не думали, что пострадают дети. Только приостановили работы. Всего на несколько месяцев.
На пленке Прайс говорит: «Никто никогда не связывал вас…»
Рука Уэнделла падает со стола. Скрюченные пальцы висят в дюйме от пола.
— Мистер Най?
Прист заставляет себя встать. Уэнделл не двигается.
Прист медленно приближается к столу. Он дотрагивается до пистолета и тащит его к себе, подальше от Уэнделла. Невероятно, но тот еще дышит, поглощая кислород, но при каждом вдохе грудь подергивается, как газонокосилка, в которой кончился бензин.
— Ты плохо выглядишь, говнюк.
Теперь Прист злится, потому что, в конце концов, у него в руках пистолет. И нет гнева сильнее, чем гнев труса, когда он чувствует, что безбоязненно может излить его. Нет ярости большей, чем ярость человека, который в душе знает, что боится.
«Он взломал дверь. Его ищет полиция. Я просто убрал пистолет от него подальше».
— Ты ничтожество… Учителишка.
Прист никогда не нажимал на спусковой крючок, но это оказывается легко, как щелкнуть выключателем. Но выстрела нет. Только пустое щелканье металла о металл.
Прист хохочет. В пистолете даже нет патронов. Поди попробуй убить из этого.
Потом Прист делает шаг назад, потому что раненый шевелится. Невероятно, но, кажется, мужчина собирается с силами. Он отталкивает стул назад и встает. Такого не могло произойти. Присту хочется кричать.
— Трюк или удовольствие, — говорит мужчина, и голос его звучит по-другому. Это голос детектива, голос Конрада Воорта.
Другой детектив, Коннор, входит на кухню из патио.
— С днем рождения, — говорит Коннор Воорту. — А потом Присту: — Най умер в Риверсайд-парке. Руки за спину.
Глава 20
В комнате № 104 на Полис-плаза, 1, проходит церемония награждения детективов.
В комнате № 1209 увольняют неудачников.
104-я комната представляет собой средних размеров аудиторию с возвышением и рядами пружинистых мягких стульев с темно-синей вельветовой обивкой. Когда молодые детективы мечтают о славе, их мечты обычно заканчиваются 104-й комнатой с репортерами, начальством и членами семьи, преисполненными гордости или печали.
1209-я — пустая и маленькая комната с обыкновенным будничным столом. В ней нет ни одного флага — полицейского, городского или государственного. Три удобных кресла предназначены для должностных лиц, которым в этот день поручена неприятная миссия, а опозоренные детективы стоя сдают оружие и значки, и любая их последующая канцелярская работа считается профессиональной смертью.
Детективы, которых восхваляют в комнате № 104, как правило, сидят, а их начальство стоит и произносит речи.
