— Тут ничего для вас нет, — медленно проговорил он. — Пожалуйста, уходите.
Ной подошел ко мне.
— Назад, — сказал он мистеру Лукуми негромким голосом. Опасным голосом.
Жрец, не медля, подался назад, но его глаза неотрывно смотрели на меня.
Я была в страшном замешательстве, просто утратила дар речи. Мы стояли в нескольких шагах от дверного проема. Один из детей захихикал в соседней комнате. Рассматривая лицо мистера Лукуми, я попыталась сообразить, что же такого оскорбительного я натворила. Он встретился со мной глазами, и в них что-то мелькнуло. Что-то, чего я не ожидала.
Узнавание.
— Вы что-то знаете, — тихо сказала я, не уверенная, с чего я так решила.
Пристально глядя на мистера Лукуми, краем глаза я заметила, как удивился Ной.
— Вы знаете, что со мной происходит.
Я чувствовала, что говорю правду.
Но я была сумасшедшей. Сидела на лекарствах. Меня лечили. И вера в то, что именно это обстоятельство привело меня сюда, в захудалую мастерскую, к знахарю, была более разумна, чем невозможная идея, что со мной что-то очень, очень не так. Что со мной творится нечто худшее, чем сумасшествие.
Мистер Лукуми быстро опустил взгляд, и моя уверенность начала таять. Он вел себя так, будто знал. Но что он знал? Откуда? А потом я поняла: это неважно. Что бы он ни знал, я отчаянно жаждала это выяснить.
— Пожалуйста, — сказала я. — Я…
Я вспомнила про маленькую бутылочку, зажатую в моем потном кулаке.
— Я в замешательстве. Мне нужна помощь.
Мистер Лукуми посмотрел на мой кулак.
— Это вам не поможет, — сказал он, но более мягко.
Выражение лица Ноя все еще было осторожным, но он заговорил спокойным тоном:
— Мы заплатим, — сказал он, роясь в кармане.
Он понятия не имел, что происходит, но подыгрывал происходящему. Подыгрывал мне. Безрассудный Ной, готовый на все. Я его любила.
Я его любила.
Не успела я задержаться на этой мысли, как мистер Лукуми покачал головой и снова жестом пригласил нас к двери, но Ной вытащил из кармана толстую пачку купюр.
Когда он их пересчитал, я широко распахнула глаза.
— Пять тысяч за то, что поможете нам, — сказал он и сунул деньги в руку мистера Лукуми.
Не только меня потрясли такие деньги. Жрец мгновение колебался, прежде чем его пальцы сомкнулись на наличных. Он оценивающе смотрел на Ноя.
— Вам и вправду нужна помощь, — сказал он Ною, покачивая головой.
Потом закрыл дверь за нашими спинами, и глаза его встретились с моими глазами.
— Подождите здесь, — сказал он мне.
Мистер Лукуми двинулся к задней двери, которую я даже не заметила. Как далеко тянется это помещение?
Наконец он исчез, и я услышала кудахтанье и вскрики.
— Цыплята? — спросила я. — Что за…
Меня прервал нечеловеческий вопль.
— Он только что?..
Я сжала кулаки. Нет. Ни за что!
Ной склонил голову набок.
— Из-за чего ты расстраиваешься?
— Ты шутишь?
— В кубинском сандвиче, который мы только что ели, была свинина.
Но это другое дело.
— Я не должна была этого слышать, — сказала я вслух.
— Никто не любит лицемеров, Мара, — сказал Ной. Уголок его рта приподнялся в намеке на печальную улыбку. — И, как бы то ни было, ты заправляешь этим шоу. А я всего лишь финансирую его.
Я пыталась не думать о том, что может происходить — а может, и не происходить — в задней комнате; сандвич в моем животе сделался кислым.
— Кстати, о финансировании, — сказала я и осторожно сглотнула, прежде чем продолжить: — Какого черта ты носишь при себе пять тысяч долларов?
— Вообще-то восемь. На сегодня у меня были большие планы. Проститутки и наркота недешевы, но, полагаю, принесение в жертву животных должно помочь. С днем рождения тебя.
— Спасибо, — с невозмутимым видом ответила я.
Я начала чувствовать себя более нормальной. Даже непринужденной.
— Но серьезно, зачем тебе столько денег?
Ной не сводил глаз с задней двери.
— Я думал, что мы остановимся в квартале художников и встретимся с моим знакомым. Я собирался кое-что у него купить.
— На такую большую сумму? Наличными?
— Скажем так — у него есть порок, требующий наличных.
— И ты ему потакаешь?
Ной пожал плечами.
— Он сверхталантлив, — сказал Ной.
Я неодобрительно посмотрела на него.
— Что? — спросил Ной. — Никто не совершенен.
Поскольку деньги Ноя тратились теперь на принесение в жертву животных, а не на удовлетворение чьего-то пристрастия к кокаину, я оставила тему.
Я обшарила взглядом комнату.
— Зачем тут это случайное барахло? — спросила я. — Ржавые подковы? Мед?
— Это для жертвоприношений сантерии,[74]— сказал Ной. — Здесь эта религия популярна. Мистер Лукуми один из высших ее жрецов.
И тут дверь открылась и появился сам жрец, неся в руках маленький стакан. На стакане был нарисован петух. Ужас.
Он показал на уродливое коричневое с желтым кресло в углу.
— Сядьте, — сказал он, подводя меня к этому креслу.
Голос его был бесстрастным. Я послушалась.
Он протянул мне стакан — теплый.
— Выпейте, — велел он.
Мой причудливый день — моя причудливая жизнь — становился все более и более странным.
— Что здесь? — спросила я, глядя на смесь.
Она была похожа на томатный сок. Я притворилась, что это именно томатный сок.
— Вы в замешательстве? Вам надо вспомнить? Выпейте. Это поможет, — сказал мистер Лукуми.
Я метнула взгляд на Ноя, и он защищающимся жестом поднял руки.
— Не смотри на меня, — сказал он, потом повернулся к мистеру Лукуми. — Но если с ней что-нибудь после случится, — сдержанно проговорил он, — я вас прикончу.
