по названию, — что речь идет о госбанке и о фактическом банкротстве США как государства. Капут еще более полный! Разразилась чудовищная банковская паника, которую было уже не остановить.
Главная общая стратегическая ошибка — власти и ФРС вместе допустили то, что совместными усилиями, безусловно, могли бы предотвратить. Они дали количеству денег в США сократиться на целую треть. В тот момент, когда им надо было бы, наоборот, денежную массу наращивать. Стране позарез нужны были так называемые дешевые деньги, а она получала дорогие. Конечно, не слишком корректно сравнивать, но если бы российские власти действовали так же в 1998-м, то российский кризис продолжался бы до сих пор, а может быть, уже и закончился бы — очередной революцией или войной. К счастью, в российском случае не обязательно было учиться на собственных ошибках. Можно было воспользоваться ошибками чужими — общим опытом рыночных экономик, накопленным со времен Великой депрессии. И, кстати, теорией Кейнса (так что недаром все же называют его великим!). А тогда, в начале тридцатых, в США допустили сильную, резкую дефляцию. А этот зверь бывает иногда пострашнее другого, более знакомого нам всем монстра — инфляции и даже ее самой свирепой формы — гиперинфляции.
Между двумя чудовищами
Подавляющее большинство из читающих эту книгу наверняка никогда при дефляции не жили. Жили только при инфляции, проклинали ее, постоянно слышали клятвы правительств ее обуздать, не допустить роста и так далее. Не понаслышке знали граждане России и о том, что за ужасная штука гиперинфляция — хотя испытанное в начале 90-х было все-таки легкой, смягченной формой, не то, что переживает, например, Зимбабве, которая выпустила банкноту в десять миллионов местных долларов, — инфляция в стране измерялась десятками тысяч процентов! Но что-то подобное бывало в истории и раньше — в той же Веймарской республике или в Советской России до начала НЭПа, где надо было заплатить 20 миллионов так называемых «совзнаков» за то, чтобы постричься в парикмахерской, а арендная плата за самое дешевое жилье измерялась миллиардами. Но мировой рекорд принадлежит послевоенной Венгрии и ее валюте той поры — пенге. В тот момент страна оказалась под двойным или даже тройным прессом. Полуфашистский режим и его военная машина разваливались, доверие к власти падало, а «реальная экономика» трещала по швам. Ну а пришедшие им на смену советcкие оккупационные силы вовсе не собирались пенге поддерживать, им нужно было, чтобы власть скорее упала в руки коммунистов. В результате, если с 1944-го по 1945-й денежная масса выросла в три раза (тоже ужасная инфляция), то за следующий год — в миллиард раз! Само государство рушилось под ударами, а с ним и доверие к национальной валюте — только так и приходят к таким цифрам. А государство еще пыталось сопротивляться, все печатало и печатало банкноты, стоившие уже во много раз дешевле бумаги, на которой они печатались! В итоге на пике инфляции денежная масса достигла 26-значной цифры и самая крупная банкнота имела «достоинство» (уж не знаю, применимо ли здесь такое слово!) — наберите побольше воздуха — 100 миллионов бил-пенге («бил» это от слова «биллион» — то есть миллиард). 100 миллионов миллиардов, кажется, получается, что ли… Историк экономики Глин Дэвис, впрочем, считает по Европейской системе, и у него получается номинация банкноты 100 000 000 000 000 000 000 пенге! Примерно один фунт стерлингов по тогдашнему курсу, хотя курс в таких ситуациях дело уже совсем условное — лучше через масло мерить или сигареты. Что, впрочем, и происходило в реальности. Вскоре пенге вовсе заменили на форинты — прежняя валюта исчерпала все, даже свое имя. Но если таковы ужасы инфляции, то что же тогда плохого в дефляции? Ведь если она — нечто противоположное, то она означает снижение цен на товары и услуги. Просто как при товарище Сталине!
Но ведь каждый из нас не только покупатель, но и продавец. Мы все непременно чем-то торгуем — нашим трудом, например. И если дешевеют товары, то дешевеет и наш труд. А деньги, наоборот, дорожают. Предлагаемый вами товар — ваш труд — уже не в состоянии купить вам денег. Или вообще не в состоянии, или для начала недостаточно. Вы, не будь дураком, резко сокращаете потребление. Но и все остальные не дураки — а потому начинается цепная реакция не-потребления. А значит, товары и услуги предпринимателей и торговцев не находят сбыта. Компании разоряются, они увольняют работников, уволенные бегут забирать сбережения из банков, и те, соответственно, банкротятся, закрываются… Замыкается тот самый порочный круг.
В 1998 году российское правительство вынуждено было резко, немедленно девальвировать рубль, объявило дефолт, то есть остановило выплаты по долгам. Девальвация означала сумасшедший рост цен. Как все тогда проклинали российское правительство — и было за что. Во-первых, за то, что довели дело до столь острого кризиса (одни спекуляции ГКО чего стоили!) и, соответственно, лишили людей накоплений, а многих — надолго — заработка. Во-вторых, темнили, ничего толком не объясняли, когда кризис разразился. В-третьих, не продумали, не разработали никакой целостной программы поддержки — ни населению, ни банкам, ни промышленности. И все же все могло бы кончиться гораздо хуже.
Казалось бы, американская экономика начала 30-х была гораздо здоровее, сильнее российской 98-го. Долгов, например, таких ужасных не было. Промышленность была в целом в хорошей форме, да и сельское хозяйство тоже. И если бы правительство США действовало «по Кейнсу», то Великую депрессию можно было предотвратить. То есть кризис все равно был бы болезнен (как это было и в России в конце 90-х), но никаких грандиозных эпитетов вроде «Великого» в истории, может, не удостоился бы…
Смотрите, какая в Америке сложилась тогда картина: потребитель действительно не покупает товаров, потому что у него недостаточно работы или вовсе ее нет, как нет и никакой уверенности в завтрашнем дне. К тому же если у него имеются кое-какие накопления под матрасом, то он не спешит их тратить — ведь надо позаботиться о черном дне, и к тому же цены все время снижаются, покупательная способность денег под матрасом все время растет. Есть смысл подождать. У торговца — проблема со сбытом товаров, их не покупают, поэтому он не заказывает новых, ни у фермеров, ни у мануфактуры. У фермера, соответственно, возникает проблема со сбытом продовольствия. У заводчика — с продажей товаров промышленного производства. Многие из тех, кто был должен банку, объявили дефолт — у банков проблемы с ликвидностью. А потому все, кому, в свою очередь, должен банк (то есть у кого там деньги на счету, а таких немало), бегут забирать наличность и прятать ее под матрас.
