— Кто-нибудь может понять, о чем здесь идет речь? — спросил Туссен заплетающимся языком.
Д’Ормессон подвинул листок к себе, повертел его так и эдак, взглянул на свет, отдал Миллекану и наконец ответил:
— Понятия не имею.
— Но эту бумагу, скорее всего, выронил Курсье. Иначе как бы она туда попала?
Миллекан оперся на спинку деревянного стула, взял лист двумя руками, так чтобы свет от лампы под потолком падал прямо на бумагу, и начал что-то бормотать себе под нос, не обращая внимания на собеседников.
— Это могло случиться с каждым из нас, — произнес Д’Ормессон, снова глотнул вина, вытер рукавом губы и с трудом продолжил: — Завтра мы должны достать его. Как думаете, Туссен, есть возможность вытащить его оттуда?
Туссен пожал плечами.
— Нам бы домкрат раздобыть. Если бы нам удалось поднять каменную плиту, которая накрыла беднягу, разумеется, мы могли бы его вытащить!
— Хороший был парень, — пробормотал себе под нос Д’Ормессон, — а поначалу он мне совсем не понравился. Казалось, что он разбирается больше в женщинах, чем в древней истории. Я считал его одним из тех, кто ради денег готов пойти на все. Есть ведь такие люди.
Туссен покачал головой.
— Он был великолепным ученым, безбедно мог жить на унаследованные средства, но тем не менее работал в «Коллеж де Франс», потому что ему это нравилось.
Миллекан взялся тщательно протирать стекла очков, не обращая внимания на бумагу, которая лежала перед ним на столе. Он все шептал и шептал себе под нос:
— Интересно, интересно! — И при этом кивал, как бы подтверждая собственную мысль.
Туссен и Д’Ормессон придвинулись ближе.
— Что вы думаете об этом, профессор? — спросил Туссен.
Тот неспешно, привычным жестом водрузил на нос очки в позолоченной оправе, постучал пальцем по истертому листку и произнес:
— Я, конечно, не уверен, но есть подозрение, что это план Саккары.
Двое ученых с недоумением взглянули на Миллекана. Этот план, если о нем шла речь, выглядел совершенно неожиданно. Они, во всяком случае, пользовались другими планами.
— Конечно, это старый план! — добавил Миллекан. — Возможно, ему около пятидесяти лет. Вот только взгляните на это! — Он указал на правый угол, где отчетливо виднелись буквы «О» и «М».
— «О» точка, «М» точка? Что это значит? — поинтересовался Туссен.
— Как вы думаете? — в свою очередь добавил Д’Ормессон, обращаясь к Миллекану.
— Мне кажется, мы думаем об одном и том же, — ответил тот. — Огюст Мариетт.
— Верно.
Мужчины за столом протрезвели в один миг. Д’Ормессон придвинул листок поближе к себе, остальные вытянули шеи.
— Вот, — сказал Миллекан и постучал указательным пальцем по треугольнику в середине листка. — Это пирамида Джосера. Севернее от нее — пирамида Усеркафа, юго-западнее — пирамида Унаса, еще немного дальше — Сехемхета. Четыре треугольника, находящиеся примерно по прямой линии.
— Давайте предположим, что эта теория верна, — заметил Туссен, — тогда северо-западнее пирамиды Джосера должен быть обозначен лабиринт быков Аписов.
— Точно! — взволнованно воскликнул Д’Ормессон. — Только взгляните сюда, вот тут справа — Серапеум.
Постепенно мужчины сориентировались в загадочном плане, обнаружили гробницы, которые обозначались квадратами, а круг наверняка имел какое-то особое значение, потому что таким же символом обозначался дом Мариетта возле Серапеума. Они также поняли, что цифрами обозначалось расстояние до объектов.
Конечно, обнаружение подобного плана порождало массу вопросов.
Например, как этот план попал в руки Курсье, зачем он понес его с собой в гробницу Нефера и почему умалчивал о существовании этого документа? Вряд ли можно предположить, что Курсье нашел этот листок в гробнице Нефера, к тому же как раз после того, как в нее сложили весь бесполезный погребальный инвентарь. Неужели в плане крылось какое-то указание, о котором Курсье предпочел не говорить по неизвестным причинам? Таилось ли в гробнице Нефера нечто важное, чего остальные ученые не заметили с первого взгляда?
Еще ночью они приняли решение отправить код «фараон», сообщить консулу Закс-Вилату о гибели Курсье, прекратить работы, приступить к извлечению тела и ждать дальнейших указаний из Александрии. На следующий день рабочие должны были начать поисковые работы в другой местности, севернее дома археологов. Прежде всего нужно было защитить вход в гробницу Нефера решеткой.
В ту ночь они позабыли о сне. Миллекан и мечтать не мог о том, что его гробница вдруг станет такой важной. Раньше об этом никто и не думал. Д’Ормессон не спал: завидовал успеху коллеги, но все же хотел, чтобы эти поиски прекратились как можно быстрее. Туссен не сомкнул глаз, потому что все время видел перед собой торчавшую из-под камня руку Курсье.
Вместо сна французы решили сверить все пометки на плане Мариетта с собственными, более современными картами. Эта работа оказалась очень утомительной. Нужно было вспомнить, найден ли объект недавно или о нем слышали уже во времена Мариетта. Когда они провели работу, стало совершенно понятно, что рисунки представляют собой детальный план Саккары.
В принципе, такой план не предполагал ничего таинственного. По крайней мере, в нем не было ничего, что Курсье пришлось по какой-либо причине скрывать от остальных ученых. После нанесения всех объектов на карту для французов остался загадкой лишь круг с крестом. Место, отмеченное этим знаком, находилось значительно западнее пирамиды Джосера, возле него не было цифры. Вероятно, там еще никогда не проводились раскопки.
Поэтому Миллекан задался вопросом: мог ли Мариетт напасть на след Имхотепа, но при этом скрыть данный факт. На это Д’Ормессон лишь раскатисто расхохотался. Мариетт небрежно относился к документированию своих исследований и, если уж на то пошло, охотнее использовал бы взрывчатку, чем старые манускрипты, чтобы сделать какое-то открытие. Что касается информации о поисках Имхотепа, то в любом случае он вряд ли стал бы ее утаивать.
Оба ученых опять чуть не повздорили, но Эмиль Туссен успел прервать их, заметив, что за последние недели у них было очень мало зацепок. Теперь им стоит попытать счастья с таинственной картой Мариетта. В археологических исследованиях нет ничего невозможного. Туссен подчеркнул, что ни в коем случае не хочет становиться на сторону Миллекана, хотя и не считает его идею проверить возраст и подлинность листка в «Deuxieme Bureau» совершенно абсурдной. На следующее утро вход в гробницу Нефера временно закрыли решеткой. Это событие не привлекло к себе внимания, потому что и другие гробницы в этой местности закрывали подобным образом. Миллекан отправил консулу Закс-Вилату в Александрию телеграмму следующего содержания: «Фараон + срочно необходимо присутствие + Миллекан».
Доктор Пауль Закс-Вилат лично прибыл в Саккару на кабриолете «Лорен-Дитрих», но последние два километра предпочел проехать на арендованном осле: с одной стороны, он решил пощадить подвеску автомобиля, с другой — не привлекать всеобщего внимания. Это решение было вполне оправдано, потому что широкие поля вокруг Саккары в те дни напоминали муравейник, кишащий туристами со всего мира. Их сюда привлекали путевые отчеты в журналах и экскурсионные туры. Автобусы на высоких колесах, покачиваясь, ездили по пустынным песчаным дорогам. Они останавливались в какой-то сотне метров от пирамиды Джосера, и хорошо подготовленные экскурсоводы на всех языках рассказывали об усыпальнице, построенной мудрым Имхотепом.
