— Я знаю, в первый раз больно, но потом будет лучше. Gutc nacht, liebchen![16]— Рольф поцеловал ее в лоб, повернулся на бок и вскоре заснул.
Марина долго лежала без движения, всматриваясь в темноту. Луна наполнила комнату бледным голубоватым светом. Легкий ветерок играл кружевными занавесками. Их вытянутые тени метались по стене в немой насмешке над ее девичьими мечтами.
Она обхватила обнаженными руками подушку и закрыла глаза, надеясь, что сон все же придет. Из уголка ее глаза выкатилась тяжелая слеза, пощекотала висок и смочила волосы. Сколько еще испытаний ей предстоит перенести? Но сейчас нельзя об этом думать.
Однако сон все не шел. Полуночная тишина комнаты наполнилась заливистой цыганской песней, обрывками разговоров, калейдоскопом неоконченных мыслей, все это клубилось вокруг нее, наполняя душу сомнениями. Нет, это все лунный свет виноват! Как глупо поддаваться его влиянию! Она независима, решительна и полна сил.
Это ее Рольф. Ее единственный. Она любит его. А что до этой ночи — мужчины ведь часто не понимают этих вещей… Наступит утро, и все перестанет казаться таким уж мрачным.
С этими мыслями Марина томилась в ожидании рассвета. Ее разум полнился надеждой и… смутными предчувствиями недоброго.
Глава 28
Марины не было, и без ее юного, шумного присутствия дом словно опустел. Когда Сергей начал повсюду следовать за Надей, чего никогда раньше не делал, она поняла, что брат боится остаться один. Ее присутствие и ее любовь были ему необходимы. В гостиной они рядом сели на диван. Одиночество связало брата и сестру узами более крепкими, чем когда-либо. Они стали говорить о событиях в Европе, о все нарастающей агрессии Японии, которая уже оккупировала Французский Индокитай. Сергей поделился слухами о том, что японцы якобы строят новую исследовательскую лабораторию в нескольких милях от Харбина. Работа окружена завесой секретности, и ему интересно почему.
— В конце концов, даже в последнем выпуске «Ланцета», — озабоченно произнес он, — напечатано о новом антибактериальном препарате. Пенициллин называется. На него возлагают очень большие надежды.
Бедный Сережа, подумала Надя, глядя на него с грустью. Ведь несмотря на громкое имя, ему не давали возможности расширить свою исследовательскую работу.
Они еще поговорили о доме, о еде, которую нужно будет заготовить на зиму, о протекающей крыше. Потом Надя пожелала брату спокойной ночи и ушла в свою комнату.
Поспешно сбросив с себя одежду, женщина забралась под одеяло. Все это время ее преследовала тревожная мысль, которой она не могла поделиться с братом. Эту неделю Алексей каждый день ждал ее на углу, так он передал ей через Марину. Завтра будет последний день. А что потом? Сможет ли она жить, не увидев его еще раз, не узнав, что происходило с ним все эти двадцать лет?
Как глупо, как по-детски наивно обманывать себя, притворяться, что у тебя хватит сил остаться в стороне, если прекрасно понимаешь, что не сможешь убить в себе желание увидеть его! Завтра она придет на назначенное место, поговорит с ним, дотронется до него, спросит, как он жил и было ли ему так же тяжело, как ей.
Надя первая увидела его. Он стоял на углу и смотрел в другую сторону. Ноги у нее дрожали, а сердце выпрыгивало из груди, когда она пошла к нему. За двадцать лет он на удивление мало изменился: складки у рта прорезались лишь чуточку глубже, подбородок немного заострился, да в волосах появилась седина. Эти незначительные перемены только придали мужественности красивому лицу.
Еще несколько шагов — и он увидел ее. Глаза его переполнились такой искренней, неподдельной радостью, что у Нади не осталось сомнений относительно его чувств. Он сжал ее руки и, не произнося ни слова, посмотрел на нее. Взгляд его был таким долгим, таким проникновенным, что у нее мурашки побежали по коже, словно любовь в его глазах перекинула мостик через пропасть прошедших лет и прикоснулась к ее лицу.
— Моя Надя! — мягко произнес он. Его голос. Время будто повернуло вспять, и ей показалось, что они снова стоят под липами в прекрасном Летнем саду.
— Алеша, милый! — только и смогла пролепетать она.
Так они и стояли, взявшись за руки, глядя друг на друга и плача, не стесняясь слез.
— Какая же ты красивая! Ты ничуть не изменилась! — удивлялся он. — Как же я смог прожить без тебя все эти годы?
— А я-то думала, что смогу заставить себя не прийти сегодня, — призналась, качая головой, Надя и счастливо рассмеялась.
Алексей улыбнулся и прижал ее руку к своей груди.
— Дорогая, где мы можем спокойно поговорить?
Надя думала недолго.
— Здесь всего в нескольких кварталах чудесный сад клуба Железнодорожного собрания. Летом там оживленно, но сейчас в саду наверняка никого.
Рядом с клумбой, засаженной до краев астрами и бархатцами, они нашли решетчатую беседку и сели внутри на скамеечку.
— Наденька, — услышала она его голос. — Я люблю тебя! Люблю так же сильно, как всегда любил!
Глаза Нади наполнились слезами, и его лицо будто расплылось.
— Зачем ты говоришь мне это после стольких лет? — воскликнула она с болью в голосе, удивляясь тому, как ее тело откликнулось на его признание. — Зачем ты снова пытаешь меня?
Алексей взял ее руки в свои.
— Прости меня, любовь моя! Я должен был сразу тебе все рассказать! Мария умерла, и я снова свободен… Она умерла полгода назад. В Харбин я приехал, чтобы найти тебя. Я не знал, как к тебе подойти.
Надя закрыла глаза. Однажды во Владивостоке она уже слышала слова о том, что его жена умерла и он свободен.
— Ты уверен? — вырвалось у нее, и, когда Алексей удивленно поднял брови, она поняла, насколько глупо прозвучал этот вопрос.
Он минуту смотрел на нее, потом кивнул.
— Я понимаю. Да. Она умерла от пневмонии. Я похоронил ее в Пограничной. Но, дорогая, расскажи лучше о себе, о нашей дочери. Я хочу знать все, что было с вами со дня ее рождения до теперешней минуты.
И Надя стала ему рассказывать, ничего не скрывая, но, когда дошла до смерти Кати, запнулась. Потом все же нашла слова. Алексей был потрясен.
— Но почему Катя? Почему именно она?
Надя лишь развела руками.
— Я не знаю… Сергей едва не сошел с ума от горя. Я иногда думала, что, может быть, он чем-то разозлил японцев. Он ведь может проявить характер. Но я так и не нашла в себе сил спросить его об этом. Возможно, это и к лучшему, что я не знаю ответа.
Надя покачала головой, прогоняя страшные воспоминания, потом посмотрела на Алексея.
— А чем ты занимался в Пограничной? Как ты жил все эти двадцать лет?
— Не знаю, как мне удалось выжить после того, как я потерял тебя. Поначалу, ухаживая за Марией, я все надеялся получить от тебя весточку, узнать о нашем ребенке, увидеться с тобой. А потом, узнав, что ты уехала из Владивостока, я понял, чего ты хотела, и в сердце у меня как будто образовалась дыра.
