Хани понимающе посмотрел на него. Ему хотелось бы утешить Ферриса, но такой возможности сейчас не было.
— Ты ничего не можешь сделать, дорогой. Только ждать.
Начальник отделения ЦРУ в Вене назвал этот телефон «Сулеймановой „Нокией“». Его подобрала австрийская полиция, когда УНБ перехватило разговор главного организатора терактов, сирийца. После того как разгорелись страсти вокруг Гарри Микера в Пакистане. Глава австрийской разведки передал телефон начальнику отделения, и тот с первым же самолетом переслал его в Лэнгли. Техники, работавшие у Хофмана, подробно исследовали аппарат, но не нашли ничего полезного. С его SIM-карты был сделан единственный звонок, который они и выследили. Но Хофман на всякий случай поставил телефон на зарядку, чтобы он оставался включенным.
Четвертого января «Сулейманова „Нокия“» один раз звонила. Никого не вызывала, просто передала текстовое сообщение. Прочитав его, Хофман онемел, а потом забеспокоился. Будто засорилась канализация и по трубам начали подниматься помои, через эту трубку и прямо в его кабинет. «Мистер Феррис, пожалуйста, позвоните мисс Алисе по номеру 963-5555-8771». Номер мобильного, зарегистрированный в Сирии. Конечно, ЦРУ и УНБ могли выяснить, кто приобрел эту карточку сирийской мобильной сети «Сирия-Тел», но не смогли бы найти отправителя сообщения. В таких случаях телефонный номер был чем-то вроде одноразового бумажного платка. Его использовали один раз, а потом выбрасывали. Хофман долго раздумывал насчет того, что он может сделать, и понял, что с оперативной точки зрения у него нет выбора. Он позвонил Феррису и прочитал ему сообщение.
Глава 32
Амман
Пока Хофман читал короткий текст сообщения, в голове Ферриса крутилась единственная мысль. Значит, она жива. Люди, которые ее захватили, знают о ее связи с Феррисом. Они хотят поторговаться, отпустить ее в обмен на возможность завербовать ее друга, сотрудника ЦРУ. Они поняли, что она ничего не знает, и используют ее в качестве приманки. Но для того, чтобы спасти Алису, ее место должен занять кто-то другой. Феррис записал продиктованный Хофманом номер и уставился на него. Несмотря на зимнюю прохладу в кабинете, он вспотел.
— Она жива, — пробормотал Феррис.
— Вероятно, жива, — осторожно ответил Хофман. — По крайней мере, они хотят, чтобы ты так думал. Это хорошо.
— А что плохо?
— То, что они знают о тебе. Они знают, что ты работаешь в Управлении, поскольку послали сообщение на телефон Сулеймана, догадываясь, что он окажется у нас. Из этого следуют два вывода. Во-первых, захватившие Алису люди — весьма высокого ранга, близкие к Сулейману. Во-вторых, они узнали от «мисс Алисы» о том, что ты ее приятель. Это значит, что они допросили ее.
Ферриса пробрала дрожь. В его голове пронеслись образы, один хуже другого.
— Я должен позвонить, — сказал он. — Поговорить с ней.
— Согласен. Тебе надо позвонить по этому номеру. Сначала я думал, что это плохая идея. Очевидно, это трюк, чтобы выманить тебя. Ну и что, подумал я потом. Придется играть сданными нам картами. Но сначала надо подготовиться, ведь так? Расставить все по местам и приготовить. Это будет нашим единственным шансом — и спасти Алису, и подобраться поближе к Сулейману. Это призовой выстрел, и нам нельзя промахиваться.
— В смысле, «промахиваться»? Меня беспокоит только Алиса.
— Знаю. Будь я на твоем месте, я вел бы себя точно так же. Но на карту поставлено слишком многое. Сейчас ты можешь и не понимать этого, и я понимаю почему, но наша небольшая операция все еще не окончена. Джихадисты в смятении. Они не понимают, что происходит. Поэтому они захватили Садики. И Алису. И послали это странное сообщение. Они не знают, что к чему. А мы к ним подбираемся.
— Меня это больше не волнует. Я просто хочу спасти Алису. А если мы будем выжидать, ее могут убить.
Феррис ждал, что Хофман выразит свое согласие, но этого не произошло.
— Ради бога, вы что, не понимаете? Ведь именно я втравил ее в этот кошмар.
— Потише, Роджер. Мы сделаем все, чтобы спасти ее, кроме одного. Мы не пожертвуем нашей операцией. Я понимаю, что ты чувствуешь себя виноватым в том, что она попала в беду. И тебе следует чувствовать себя виноватым. Ты совершил ошибку, не сообщив о своих отношениях с женщиной, знакомой с Садики. Это подставило всех нас, а не только твою подругу. Но ты ничего не добьешься, выйдя из операции на полпути. На карту поставлены человеческие жизни. Черт, миллионы жизней. Наша страна ведет войну. Которая касается не только тебя и твоей подруги. Это понятно?
У Ферриса в висках застучал пульс. Он ничего не отвечал, и на линии повисла тишина, звенящая. Феррис слушал не Хофмана, он слушал этот голос тишины и наконец ответил.
— Да, — сказал он. — Это понятно. Можете на меня рассчитывать.
— Хороший мальчик. Понимаю, насколько все тяжело, но мы справимся. Ты получишь назад свою подругу и медаль в придачу.
— Медаль, — тупо повторил Феррис.
Его мысли были уже совсем в другом месте.
Феррис положил в бумажник карточку с номером мобильного телефона сирийской сети. Заместителю он сказал, что поедет домой, чтобы принять душ и немного отдохнуть.
Выйдя из посольства, он сел в машину и поехал прямиком в штаб-квартиру УОР. Он явился туда, не сообщив заранее, и сказал удивленному заместителю Хани, спустившемуся, чтобы встретить его, что ему необходимо немедленно увидеться с Хани-пашой. Его попросили подождать и всего через пару минут проводили в кабинет Хани.
Когда Феррис вошел в кабинет, Хани внимательно посмотрел на него. Он пожал ему руку, вместо традиционных арабских объятий с поцелуями, но сейчас это было даже более доверительным жестом.
— Ты ужасно выглядишь, Роджер, — сказал он. — Мне очень жаль, что с тобой случилось такое.
— Спасибо за сочувствие, но не стоит обо мне беспокоиться. Дело не во мне. Я, может, и создаю проблемы, но хочу стать их решением. Поэтому я здесь.
Хани с удивлением посмотрел на американца, словно пытаясь понять, в своем ли тот уме.
— О чем ты говоришь, хабиби? Сегодня я тебя не понимаю.
Феррис точно знал, что он хочет сказать. Это пришло к нему как озарение. В его голове все как бы немного сместилось, образовав новый узор, совершенно новый, но не менее совершенный.
— Все по правилам, — сказал Феррис. — Нашего разговора никогда не было. Я говорю исключительно за себя, а не как сотрудник правительства США. Вы не станете информировать Управление о моем визите и о том, что мы обсуждали. Никогда. Согласны?
— Необычные правила. Возможно, я соглашусь. Но ты сказал мне слишком мало.
— «Возможно» не годится. Либо «да», либо «нет». То, что я хочу сделать, не причинит вреда Иордании и, возможно, разрешит ситуацию. А вы будете знать, что я делаю, и сможете использовать это по своему усмотрению. Мне без разницы. Но мне нужно ваше обещание, что вы меня защитите.
