здесь».
Франческа обняла его. Массимо, немного сбитый с толку, обнял ее в ответ. Эмма испустила вопль.
— Мы закончили раньше. Слава богу, потому что я не очень хорошо себя чувствую. Думаю, у меня температура, — он посмотрел на Франческу неуверенно.
Она чуть отстранилась, чтобы получше взглянуть на него, и увидела, что он и в самом деле немного бледный, усталый. Ей стало его жаль.
«Как ты себя чувствуешь?» — подсказал дом.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Я не смогу увидеть Фабрицио! — подумала она. Дом пресек: «Не раскисай».
Эмма снова протянула ручки к отцу, и Анджела хотела обнять его, но Массимо сказал: «Малышки, папе нехорошо, простите, — а потом добавил то, что обычно говорят отцы — Мои малышки, вы такие замечательные, я так по вам скучал, а вы скучали по мне? Поцелуйте меня».
Сердце Франчески колотилось в груди. На этот раз Массимо, должно быть, все понял. Невозможно не увидеть, что, уходя, он оставил дома безгрешную жену, а теперь перед ним стояла свободная женщина, в которой побывал другой мужчина. «Франческа!» — крикнул дом.
«Дом, я решила. Если он не поймет в этот раз, я сама ему расскажу. Я хочу ему все рассказать. Я влюбилась…» — «Мне жаль, что тебе нездоровится, тебе что-нибудь нужно? Иди спать, давай, отдохни», — с нажимом сказал дом. «Но я должна увидеться с Фабрицио сегодня вечером! Я должна его увидеть! Я обязательно должна его увидеть». — «Мне жаль, что тебе нездоровится, — голос дома стал резким, он повторил: — Тебе что-нибудь нужно? Иди полежи, отдохни».
— Мне жаль, что тебе нездоровится, тебе что-нибудь нужно? Иди полежи, отдохни, — сказала она.
— Я звонил тебе, — сказал Массимо, когда Франческа вошла в спальню и начала вынимать вещи дочери из рюкзака как ни в чем не бывало, словно хлопотала по хозяйству, как обычно. — Я звонил тебе много раз, писал тебе сообщения. Хотел сказать, что вернусь раньше. Почему ты не отвечала? Я волновался.
«Что мне делать с Фабрицио, дом? Помоги», — но дом не ответил на этот вопрос. Он диктовал, что ей делать и что говорить. Франческа делала. Она расстелила влажное полотенце, сполоснула комбине — зончик Эммы. Массимо следил за ней, и она сказала: «Было жарко, у нас было время до того, как у Анджелы закончатся уроки, и мы поехали на море “Ты была на море? — Анджела услышала ее и удивленно распахнула глаза. — Я тоже хочу на море, мама, хочу на море!" — и, чтобы отомстить, решила сыграть в игру “мама в очках и мама без очков"; Франческа ей разрешила), ты бы видел, как она веселилась, она даже сказала слово “море"! Ты понимаешь? Она сказала “море”! Море! Потом я пошла забирать Анджелу из школы, я правда не смотрела на телефон, прости, я поняла только сейчас, это было просто крошечное мгновение… (“Помоги, дом, крошечное мгновение чего? Мгновение с Фабрицио! На ум приходит только имя Фабрицио”. — “Мгновение только для нас с малышкой, — сказал дом. — Не обратила внимания, прости, если заставила тебя поволноваться”) крошечное мгновение только для нас с малышкой, не обратила внимания, прости, если заставила тебя поволноваться».
Она пошла в ванную.
— Как ты добралась до пляжа без машины? — спросил Массимо и пошел за ней следом.
«Как мы добрались, дом? Нет, хватит, уже поздно, сейчас я ему скажу…» — «На паровозике. Вы поехали на маленьком паровозике. Представь, как веселилась Эмма!» Они поехали на паровозике, Эмма веселилась. Франческа искупала Эмму, а потом разделась, чтобы принять душ. Фабрицио внутри нее. По-прежнему там. «Он может его видеть, дом?» — «Только если ты захочешь», — сказал дом. «Что, если он его увидит? Лучше не раздеваться, он увидит!» — «Раздевайся, — посоветовал дом, — иначе он что-то заподозрит. Помни: он может его видеть, только если ты захочешь». — «А если захочет он?» — «Ты должна превратить свое тело в ложь и потом просто надеяться. Раздевайся давай».
Франческа сняла бюстгальтер и трусики. Сейчас он увидит. Муж действительно смотрел на нее, когда она входила в душ. И сказал, или, вернее, прошептал, как они всегда делали, когда девочки были рядом и они не хотели, чтобы их поняли, что-то, что достигло ушей Франчески, что-то прекрасное («Закрой свой разум, не слушай!» — сказал дом). И Франческа закрыла разум и не слышала.
Она задернула занавеску. Включила душ. Мама Анджелы и Эммы, жена Массимо вернулась.
— Что, если бы звонили из школы? Чрезвычайная ситуация… Анджела, что угодно, — пробурчал Массимо из-за занавески без особой убежденности. Она ответила то, что дом велел ей сказать.
«Почему он не вышел из ванной?» — спросила она у дома. «Потому что он твой муж, — ответил дом, — это нормально. Он может остаться, если захочет. Ты тоже делала это тысячу раз, хотя, возможно, ему этого совершенно не хотелось. А теперь выйди из душа». Она вышла. Пока промакивала волосы полотенцем, Массимо начал:
— Как думаешь, наш сосед…
— М-м-м… да? — пробормотала Франческа, не оборачиваясь — ее сердце едва не выпрыгивало из груди — и продолжая вытираться.
— У тебя есть его номер?
Удар ножом. «Держись, Франческа, — сказал дом, — двигайся, продолжай двигаться».
Она осталась стоять. «Отвечай мягко: его номер? А потом небрежно добавь: нет, кажется, нет, а что?»
— Его номер? — удивилась она, направляясь в спальню. — Нет, кажется, нет. А что?
— Нет, ничего. — Массимо шел следом. — Просто, когда я приехал, в его квартире сработала сигнализация. Я постучал, но никого не было. Через некоторое время это прекратилось. Должно быть, короткое замыкание. И, в общем, я подумал… если такое опять случится, пусть лучше у нас будет его номер, тогда сможем его предупредить, верно? — Пауза. — Если только он не играл на виолончели, а я принял это за сигнализацию, — засмеялся он.
И это действительно было похоже на шутку, как и все остальное, что говорят друг другу муж и жена, близкие, искренние люди, которые живут вместе, делятся чем-то важным, или глупым, или смешным.
Франческа ничего не сказала. «Последнее усилие, — сказал дом. — Ответь ему: да, правда, лучше взять его номер, и посмейся».
— Да, правда, лучше взять его номер, — сказала она и засмеялась.
«Атеперь одевайся», — дал отмашку дом.
— Ну все, ложись, — сказала Франческа мужу, одеваясь в спальне. — Я приготовлю тебе что-нибудь горячее.
Из корзины с грязным бельем торчал краешек одежды, которая была на ней в ту ночь, когда в стекло попал камень, когда она собиралась заняться — заняться любовью, заняться сексом, сделать то, что, боже мой, они собирались сделать, когда их прервали. Ей
