наконец приборная панель ожила, и главный монитор засветился.
Перезагрузка челноку пошла на пользу. На экране мы увидели плавную кривую линию, обозначавшую наш маршрут, и точка контакта на поверхности. Включился автопилот, я шумно выдохнул.
— Всё, поздравляю, — прошептал я, вглядываясь в мониторы заднего вида. На них бушевал оранжевый шар с чёрной окалиной. Вот вам за всех. За Кобру, за Фитилька, за Мадам. За Наташу и Лиану, за всех моих.
— С чем? — покачал головой папаша Кац. — Эх, знал бы я, то лучше остался бы в Запорожье.
— В котле у атомитов?
— Да хотя бы и так. Физическая боль, это неприятно, соглашусь. Но зато бы я не знал всех их. Как жить теперь? — сейчас он выглядел лет на семьдесят. Седой взлохмаченный с глубокими морщинами на лбу.
— Время лечит.
— Отмазки всё это. Когда оно теперь залечит, — он махнул рукой и уставился в иллюминатор. Мы замолчали. Челнок трясло, но он держал курс и старался придерживаться курсовой линии. Вот пологая кривая заканчивалась и сейчас мы начнём спускаться по крутой дуге. Челнок клюнул вперёд носом и заметно наклонился. Мы повисли на ремнях и переглянулись. На главном экране появился красное пятно и начало мигать. За ним второе и вскоре почти весь экран стал красным. А потом погас. Вместе с ним погасло всё остальное.
— Вот оно хвалёное качество внешников, — хрустя суставами пальцев нервно воскликнул папаша Кац. — Жалко музыки нет.
— Похоронного марша? — уточнил я.
— Ага, — челнок пронзил высокие слои атмосферы и вошёл в облака. Его трясло, кидало из стороны в сторону. Что-то отвалилось от короткого крыла и тут же сгорело. За иллюминатором всё полыхало. Нос челнока реально деформировался и сейчас сгорал на наших глазах. Полётных скафандров у нас не было, только беленькие повседневные. Я пристегнул шлем на всякий случай. К тому же в кабине почти нечем было дышать. Системы отказали и кислород больше не поступал. Папаша Кац сделал то же самое. Мы сидели в креслах и молча наблюдали за неконтролируемым падением. Изя вцепился в подлокотники грозя их оторвать, я чувствовал себя не лучше и судорожно прикусил губу. Если вы ещё помните, я боюсь высоты. Сейчас я думал только об одном, как бы не наделать в штаны. Даже если нас потом кто-нибудь найдёт, мне бы не хотелось, чтобы они ржали над моим мокрым скафандром.
Челнок пробил густые облака и вылетел в чистое пространство. Облачность над этим районом стояла низкая и мы оказались в километре над поверхностью. Корабль уже давно не управлялся и сейчас шёл в заданную точку. Хотя наверняка он отклонился от курса и приземление на такой скорости гарантировало только здоровенный кратер. Под нами раскинулось Пекло! Это мы поняли сразу. Внизу отчётливо были видны небоскрёбы Москва-сити, до которых оставалось совсем ничего. Два лежали на боку частично развалившись, остальные вроде бодрячком. Пожар только портил их немного, но там всё равно никто не жил. Дальше шёл район с гораздо более низкими постройками, но тоже весь в огне и дыму. Рядом расположился кластер с густой растительностью, отсюда не было видно, но даю палец на отсечение, что там сейчас идёт бойня. Именно оттуда стартовала здоровенная тень с гигантскими крыльями и понеслась как ошпаренная к небоскрёбам. Дракон? Да ну на…
Я взглянул мельком на папашу Каца, он отпустил подлокотники и смотрел на что-то со своей стороны кабины. Он буквально прилип к иллюминатору высунув язык от возбуждения.
— Жень, там остров посреди озера! И на нём замок! — он тыкал пальцем в свою сторону.
— Я не вижу, челнок как-то хитро летит. Я вроде заметил летящего дракона.
— Галлюцинации, — уверенно сказал папаша Кац. — А вот остров реален.
— Озеро я тоже вижу, но падение на воду ничем не лучше, — быстро сказал я. Мы быстро снижались, вернее падали камнем. Теперь мне было ясно, что мы воткнёмся в воду. Нас расплющит, и мы утонем. В принципе смерть как смерть, ничем не хуже других. Это же не на четыреста четвёртой шмякнуться отходами на пол после того, как тебя всосёт Палач. Более благородно! Неудачное приводнение, я даже почувствовал в этом нечто героическое. До воды оставалось ровно сто метров, когда сработала автоматика. В креслах, где мы сидели, имелись свои источники питания. За две секунды мы с папашей Кацем застыли в быстрозатвердевающей пене. Ещё через секунду, уже почти над самой водой кресла выстрелили вверх, превратившись в капсулы. Челнок с грохотом коснулся поверхности озера, его моментально смяло в плоский лист. Когда наши капсулы начали плавно планировать на парашютах, челнок, доставивший нас на поверхность, уже затонул.
Капсулы приводнились, и мы с Изей тихонько покачивались над уже успокоившейся после затопления челнока поверхностью. Пена с тресками начала лопаться и отваливаться кусками. Освободившись от неё, я сел в капсуле. Далеко за нашими спинами на другом берегу озера высились мрачные небоскрёбы, объятые пламенем. Зато до другого берега было буквально подать рукой. Нас разделяли какие-то сто метров. А ещё вдалеке высился высокий замок с остроконечными башнями. Не сговариваясь, мы с папашей Кацем загребая руками поплыли к берегу. Твёрдая поверхность, земля! Я вышел на берег и упал на мелкий песок. Удивительно, но над этим кластером или стабом сияло солнце, а там, где мы грохнулись, над водой висели низкие плотные облака. Я уже не помню сколько мы так пролежали, но голод нас всё-таки поднял и поставил на ноги заставив искать еду. Кроме как идти в замок других вариантов не было.
Папаша Кац погружённый в свои мысли шёл, не поднимая головы ориентируясь по моим следам на песке. Вскоре мы оказались перед закрытыми решётчатыми воротами. Лезть наверх совершенно не было никак сил, и я нажал кнопку звонка. Какой-то дурной сон. Замок на отдельно стоящем острове. Кем построен, зачем построен и как вообще? В полутора километрах за моей спиной Пекло со всеми вытекающими, летающими и кусающими последствиями, а здесь идиллия. Кто же здесь живёт такой суровый, что сюда даже заражённые не заходят? Может лучше бежать пока не поздно, но куда? День клонится к вечеру, а чтобы пережить ночь на «воздухе»,
