они собирались дать деру, пока пираты будут разбираться с парусным устройством корабля. Но кулеврины заговорили быстрее, и вскоре покрытая трупами и лужами крови палуба галеры стала напоминать палубу каракки.
Бой кончился. Предвечерний сизый туман стлался над водой. Слышались радостные выкрики пиратов, грабящих каюты офицеров. Густой запах пороха смешивался с ароматом луговых трав, принесенным ветерком из глубины острова.
Новым капитаном каракки был единогласно избран Якуб, а его первым помощником Барбаросса. Он пытался воспрепятствовать, но пираты даже не стали его слушать. Большая часть команды перебралась на каракку, и оба судна направились в Стамбул.
Никто не знал, как поступит визирь с захваченным кораблем: передаст его в состав регулярного флота или оставит пиратам в качестве трофея. Соблазн адмирала заполучить великолепное, хорошо вооруженное судно был велик, однако визирь устоял. Появление захваченной испанской каракки в составе султанской флотилии явилось бы слишком очевидной уликой ведения военных действий во время перемирия.
Так Якуб стал капитаном парусника, на галеру набрали новую команду, и вскоре она вернулась к охоте вокруг Ионических островов. Каракку, переименованную в «Славу Аллаха», отправили патрулировать берега Туниса. Спустя два года, уличив Якуба в несправедливом дележе добычи, команда вздернула его на рее, а капитаном выбрала Барбароссу.
Бои и походы прискучили капитану. Разве для того, чтобы сражаться на стороне турок против испанцев и госпитальеров, он забрался так далеко от родной земли? Страна Офир скрылась в тумане, скорее всего она была сказкой, красивой мечтой о прекрасной земле и добром народе.
От своей веры он отрекся, а уложения новой выполнял через пень-колоду. Пиратское судно не самое лучшее место для соблюдения религиозных предписаний. Душа Барбароссы была не на месте, он скучал по дому. Яркая красота заморских берегов уже не радовала глаз. В штиль, когда море замирало, становясь похожим на туго натянутое фиолетовое покрывало, он подолгу сидел у роскошного окна своей каюты, представляя, будто перед ним расстилается предвечерняя гладь Белого озера.
После двух-трех месяцев патрулирования «Слава Аллаха» возвращалась в Стамбул на мелкий ремонт, отдых команды и пополнение припасов. В один из таких заходов Барбаросса отправился к раввину. Уже в чалме и халате, мусульманин мусульманином. Сторож не признал его и опять завел разговор о том, что раввина сейчас нет и неизвестно, когда будет. Барбаросса одной рукой отодвинул его в сторону и пошел по коридору к знакомой двери.
– Туда нельзя! – взволнованно забормотал сторож, следуя по пятам за пиратом. – Чужим нельзя, чужим запрещается!
– Еще одно слово, – угрожающе произнес Барбаросса, не замедляя шага, – язык отрежу.
В знак подтверждения угрозы он выдвинул меч из ножен и со стуком вернул его на место. Сторож замолк, поперхнувшись на полуслове. Барбаросса осторожно приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь. Раввин сидел на том же месте, что и три года назад, только на столе перед ним вместо книги или свитка стояла кружка с дымящимся варевом.
– Заходи, – радушно приветствовал он гостя. – Вижу, ты последовал моему совету. Молодец!
Пират уселся на стул напротив раввина и тяжело вздохнул.
– А я для тебя кое-что разузнал, – продолжил раввин таким тоном, будто расстался с Барбароссой вчера или позавчера. – Существует копия древней карты, поясняющей, как плыть через море в страну Офир. Последний раз ее видели двадцать лет назад в Лиссабоне, а потом, во время погрома, еврей, ее владелец, был убит, и карта пропала. Недавно я получил известие, что ее вновь видели в Кадисе, у одного португальца.
– В Кадисе? – привстал со своего места Барбаросса. – Но как я попаду в Кадис и у кого буду спрашивать эту карту?
Он бессильно опустился обратно на стул.
– Нет, пустое. Погоня за ветром, за миражом. Я к вам не за этим пришел.
– Знаю, зачем ты пришел, – улыбаясь, произнес раввин и отхлебнул из чашки. И хоть говорил он мягко и доброжелательно, Барбароссе показалось, будто его взяли за руку и повели, не спрашивая, зачем и куда.
– Твое место не за книгой и не в доме учения. Ты рожден воином и должен сражаться. Оставайся мусульманином, так меньше подозрений. Но роль твоя в этом мире – защищать угнетаемый народ Бога. Помогай сынам завета в Испании, там сейчас особенно плохо. Это единственный возможный путь заполучить карту.
– Но как я окажусь в Испании? Как отыщу сынов завета? Кто мне поверит?
– Я назову тебе имя одного важного человека, – сказал раввин. – Свяжись с ним и в качестве знака доверия передай от меня вот это, – он вытащил из ящика стола скрученный свиток пергамента размером с указательный палец.
– Это камея, амулет. Подделать ее невозможно, слишком сложны правила и слишком много мелких подробностей, по которым легко распознать неопытную руку. Тот, кому ты ее передашь, знает, как я составляю амулеты, и поймет, что ты мой посланник. Он наверняка поможет отыскать карту. Но обещай: кроме тебя, никто не узнает его имя, ты не назовешь его даже под пыткой.
Барбаросса кивнул.
– Возьми, – раввин протянул ему камею. – Спрячь подальше и береги как зеницу ока, это твоя путеводная звезда.
Он поднялся со своего места, подошел к шкафу у стены, достал чернильницу, гусиное перо, полоску чистого пергамента, положил на стол и быстро вывел несколько букв.
– Посмотри, но не произноси вслух.
Барбаросса внимательно прочитал написанное и от удивления слегка встряхнул головой.
– Запомнил? – спросил раввин, не обратив на жест Барбароссы ни малейшего внимания.
– Запомнил.
Раввин отнес пергамент к миске с водой, стоящей на широком подоконнике, и тщательно смыл чернила.
– Я желаю тебе удачи. Если ты будешь с Богом, Он будет с тобой.
Несколько дней после встречи Барбаросса пребывал в недоумении. Защищать сынов завета? Но как? И почему он? И при чем тут он? Еще и еще раз пересматривая свою жизнь, он пытался понять, откуда потянулась ниточка, как он, потомственный дружинник, верный слуга русских князей, превратился в мусульманина, ходящего за советом к раввину? Где пролегала граница, переступив которую он начал неудержимо отдаляться от родного края и веры предков?
Граница не находилась, и в этой неопределенности скрывалось что-то каверзное. На какой бы части своей недолгой жизни он ни сосредотачивал внимание, все представлялось ровным и естественным. Не было пропасти, в которую он упал, или горы, через которую перебрался. В конце концов Барбаросса пришел к выводу: мир устроен так, что роковые рубежи в нем коварно неразличимы. До какого-то мгновения человек находится по одну сторону и вдруг, уже в следующее мгновение, оказывается на другой. Граница осталась за плечами, невыразимое свершилось, а человек даже не заметил.
«Слава Аллаха» безмятежно покачивалась у
