Евгений.
— Называйте, как хотите, но факт остается фактом — они существуют. Пусть и принципиально отличны от нас, но такие цивилизации есть в этом мире, и они этим миром отчасти управляют.
— А почему инопланетяне вышли на контакт именно сегодня? — прозвучал вопрос в адрес айголианца.
— Точно ответить не могу, но, по-видимому, как раз сегодня была та точка невозврата, после которой я не согласился бы с их выводами и между нами возникли бы проблемы.
— Логично, — утвердительно кивнул Савельев, — но еще раз повторю: нам-то что теперь делать, когда на Землю вернемся?
— Жить! Просто жить, как жили. Жить, прикоснувшись к тайне, и хранить эту тайну.
— Это само собой разумеется. Друзья, по-моему, как раз сейчас настал тот момент, когда мы должны дать друг другу честное слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах мы не раскроем того, что с нами произошло.
— Как это трудно будет сделать! — произнес Женя Макаров.
— Трудно, но возможно, — возразил ему Сергей Алексеевич.
— А можно я напишу о наших приключениях фантастический роман? — осенило вдруг Андрея Чернеева. — Никто ни о чём не догадается, уверяю вас. Настолько это всё, что с нами произошло, фантастично.
— А у вас есть опыт литературной деятельности? — с легкой иронией спросил айголианец.
— Небольшой опыт есть. Мне всегда хотелось, чтобы мои мысли и переживания, мои чувства не ушли вместе со мной в никуда. Я всегда с самого детства задумывался, для чего же рожден человек. А когда прочел Шекспира и нашел у него ответы на многие вопросы, то решение созрело окончательно. Я хочу заниматься литературой, и я буду писать.
— Согласен с вами, — отозвался в ту же секунду Лэймос. — Мне тоже сейчас вспоминается Шекспир: «Что человек, когда он занят только сном и едой? Животное, не больше. Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной, глядящей и вперед, и вспять, вложил в нас не для того богоподобный разум, чтоб праздно плесневел он». Да, Шекспир — это величайший из поэтов, рожденных на планете Земля. Но, возможно, появятся и новые поэты, которые превзойдут его.
— Сомневаюсь. Превзойти Шекспира, по-моему, невозможно.
— Но ведь человечество развивается, — возразил айголианец. — порой строки, которые казались гениальными в свое время, через несколько столетий кажутся наивными.
— Но к таким авторам как Шекспир, Омар Хайям или Пушкин это не относится. Их произведения останутся гениальными всегда.
— Интересная у нас дискуссия получилась, — успокоившимся голосом произнес Лэймос. — Возможно, как-нибудь продолжим разговор на эту тему, но не сейчас. Все уже устали за сегодняшний такой долгий и тревожный день.
— Так всё же можно мне будет написать роман о наших путешествиях?
— Да, конечно можно, — утвердительно кивнул айголианец. — Как я могу запретить вам сделать это? Я верю вам всем, что не подведете меня. На кону стоит слишком много. А такой поворот даже дает мне еще больше уверенности. Пусть появится роман, тогда ни у кого не будет соблазна о чем-то проговориться. Только, Андрей, прошу вас, измените наши имена. Так будет лучше для всех.
— Спасибо! — широко улыбнулся и как бы засветился изнутри Андрей. — Конечно, имена я изменю. Это будет чисто художественное произведение. Введу в повествование новые персонажи и, возможно, сюжетную линию поменяю. Я еще сам не знаю, как всё будет, но мне очень хочется это сделать. Я осознал свою мечту за прошедшие несколько мгновений.
— Поддерживаем тебя, Андрей. Пиши. И, тем не менее, — тут же возвратил разговор в прежнее русло Савельев, — мы должны поклясться, здесь и сейчас, что сохраним происшедшее с нами в тайне от всего человечества.
Все шестеро встали со своих мест и образовали круг, взявшись за руки.
— Клянемся, что всё то, что произошло с нами, начиная с событий в шахте и заканчивая нашим возвращением на Землю, останется между нами, — проговорил торжественным, даже пафосным голосом Сергей Алексеевич Савельев.
— Клянемся, клянемся, клянемся! — прозвучало под потолком космолета.
— Наташа, ответственность за Валентина ложится на тебя, — уже обычным тоном произнес руководитель экспедиции.
— И за его здоровье, и за сохранение тайны.
Девушка тут же густо покраснела и отвернула голову, пряча улыбку. В следующий миг все, в том числе и Лэймос, сбросив с плеч груз ответственного момента, звонко рассмеялись.
Солнечная система
Космическое пространство вблизи Марса
Четырнадцатый день контакта
Космолет включил двигатели. Земляне, надев легкие скафандры, готовились к очередному, уже вполне обыденному полету. Валентина Рудникова, спокойно спящего в медицинском отсеке, пристегнули ремнями и закрепили специальными фиксаторами во избежание неприятностей, которые могли возникнуть при старте и движении космического корабля.
— Прощай, Марс, — с ироничным сочувствием произнес Женя Макаров. — Возможно, когда-нибудь к тебе прилетят наши потомки и посадят на твоих равнинах цветы и деревья.
— «И на Марсе будут яблони цвести», — также иронично добавил Игорь Лебедевский, вспомнив одну из любимых песен детства.
— Я вижу, вам совсем на красной планете не понравилось? — с нескрываемой грустинкой произнес Лэймос Крэст.
— Нет, почему, всё здорово. Только на Землю, домой уже хочется. Не представляю, как космонавты годами крутятся на орбите.
— Они годами к этому и готовятся, и не только физически, но и психологически. Вы думаете, у них срывов не бывает. Еще как бывает, поверьте мне.
— Догадываюсь.
Тем временем космолет уже оторвался от поверхности красной планеты и быстро набирал скорость. Пыль, поднятая мощными реактивными двигателями, осталась далеко позади. Впереди путешественников ожидало чистое багровое марсианское небо.
Полет прошел штатно. Космолет поднялся на необходимую орбиту и сделал два прощальных витка вокруг планеты, выравнивая скорость со скоростью звездолета.
Затем была произведена стыковка. Вновь, как и в прошлый раз, корабль подрулил к звездолету, медленно подлетел к стыковочному узлу, где его тут же притянули мощные электромагниты. Стыковочные механизмы легонько щелкнули и затем, спустя несколько минут, открылся переходный отсек. Валентина Рудникова переложили с автомеда на предусмотренную на звездолете
