Но ученый все никак не мог решиться. Хотя и понимал, что отступать ему некуда. Он уже дал понять, что знает имя владельца.
– И поверьте – это очень важно. Для всех ценителей творчества Шагала, – добавил Потапчук.
– Был такой человек – Авраам Вессель, – начал Борисевич. – Академик, химик очень известный. Родом он из Беларуси, из Витебска. И его отец был хорошим другом самого Марка Шагала. Вот художник, перед тем как уехать во Францию, и подарил ему некоторые свои работы. Потом Вессели переехали в Ленинград и… Кажется, я что-то слышал о том, что с ними примерно год назад случилось несчастье.
Полковник тут же поднял трубку внутреннего телефона и негромко распорядился узнать все об Аврааме Весселе. Через пару минут ему сообщили, что академик и его супруга были убиты во время ограбления в начале этого года.
«Значит, картины оттуда», – сразу понял Потапчук. О дальнейшей судьбе этих работ Борисевич решительно ничего не знал.
– Скажите, а сколько это может стоить? – как бы между делом поинтересовался генерал.
– Где? В России пока ничего подобного просто не предлагалось, и поэтому… сложно сказать.
– А за границей?
– Надо подумать. Ну, обычная продажная цена шагаловского полотна на аукционах типа «Сотби» составляет примерно полтора-два миллиона евро. То есть эти восемь полотен…
– Стоят не меньше пятнадцать миллионов? – сосчитал Потапчук.
– Ну да. Думаю, не меньше. Учитывая хотя бы то, что работы принадлежат к «витебскому периоду». И, значит, их сравнительно немного осталось.
Борисевич говорил об этом так же безразлично, как у нас обсуждают проблемы размножения австралийских кенгуру. Генерал же, наоборот, начинал заметно волноваться.
Он горячо поблагодарил шагаловеда, простился с ним и тут же пустился в глубокие раздумья.
Во-первых, его интересовали подробности того питерского дела. Их Федор Филиппович узнал буквально через пару минут. Преступление это было громким и еще не забылось.
– Да вы что, совсем очумели? – рявкнул Потапчук после того, как полковник питерской милиции Цыбин сообщил ему, что дело закрыто.
Теперь ему все было понятно. Генерал вполне осознавал, что за этим идеально организованным преступлением явно стоит сам великий махинатор Турбин.
Но Потапчука интересовало и другое. Зачем ему понадобилось устраивать весь этот маскарад с аукционом? Ведь он засветил украденные работы.
Через пару минут размышлений сам собою пришел ответ и на этот вопрос. В общих деталях, картина была ему ясна.
Турбину надо было легализировать эти полотна, «отмыть» их. Естественно, разрешения на вывоз картин Шагала за пределы России никто бы ему не дал.
А после аукциона эти работы, появившиеся невесть откуда, приобретают свою лживую историю. Они становятся творениями какого-то Истомина, купленными за пару рублей. Ясное дело, что вывезти такие картинки за границу можно легко и просто. Эксперты проштампуют их, даже не глядя. Как не представляющие решительно никакой ценности.
И через пару месяцев случилась бы очередная «сенсационная находка» полотен Шагала. Все умно, четко и, главное, почти не противозаконно.
– А все-таки Глебушка наш молодец! – прошептал генерал. – Вот что называется интуиция! Что ж, найдется ему новая работа.
* * *
Сиверов решил сегодня и вправду сходить в театр. Купил газету и, устроившись в своей машине, стал изучать афишу Москвы.
Прочитав когда-то рецензию на «Мастера и Маргариту» Виктюка, он подумал тогда, что спектакль, наверное, интересный. К тому же и роман Глеб очень любил, с детства.
Поэтому настоящей удачей было то, что сегодня как раз шел этот спектакль. Но радость сменилась огорчением – билетов в кассе не оказалось.
Сиверов уже собрался было отправиться восвояси несолоно хлебавши, когда на пути ему попался какой-то старичок в старенькой шляпе.
– Пгостите, вам два биветика не нувно? – прошепелявил он. – А то у меня пфиглафительный.
«Да-а, – подумал Глеб. – Это судьба».
Но судьба, увы, склонна делать самые невероятные пируэты. Когда Сиверов уже был почти счастлив, зазвонил телефон. Это был Потапчук.
– Ну что, Глеб, соскучился? – весело спросил он. – Давно не виделись.
– А я в театр собираюсь, – обреченно сказал Слепой. – Билеты покупаю.
– Глеб, здесь такой театр, что все драматурги отдыхают, – без намека на юмор произнес шеф. – Приезжай, это очень срочно.
Сиверов простился с мыслью о театре в ту секунду, когда услышал звонок телефона. «Ирина расстроится», – лишь подумал он.
* * *
– Спасибо, что поспешил, – сухо поприветствовал Глеба генерал. – Ну да ладно, без прелюдий. Сразу к делу.
Сиверов заметил, что шеф не на штуку взволнован.
– Знаешь, Глеб, ты как в воду глядел. Это я насчет Шагала. Похоже, Турбин все заранее спланировал с самого начала. И это «Слово» ему надо было больше для отвода глаз. А основное – как раз Шагал.
– Ну почему для отвода? – не согласился с ним Сиверов. – Ведь аукцион свой ему тоже надо было раскрутить.
– Что ж, может, ты и прав, – Потапчуку не хотелось спорить. – Но ясно только одно. Восемь картин Шагала исчезли неизвестно куда.
– Ясно, – кивнул головой Глеб. – Что от меня потребуется?
Потапчук нахмурился.
– Верни картины в Россию. Думаю, ты сможешь.
Глебу очень не нравилось слушать о себе такие лестные слова – они его сильно смущали.
* * *
Этот вечерок выдался не особо богатым на события. Через контрольно-пропускной пункт шла обычная череда машин. Как правило, это были «советские ветераны» с брестскими номерами, хозяева которых хотели затариться мясными изделиями в ближайшей мелкооптовой лавке. Или, наоборот, польские «фиаты» с приграничных деревень, покидавшие на пару часов пределы Евросоюза, чтобы потом ввезти на его территорию пару бутылок дешевой водки и блоков сигарет.
На контрабандные спиртягу и курево белорусские таможенники никакого внимания не обращали – не их это было дело. Пусть паны разбираются. Правда, иногда улыбались, заметив, как раздуло живот у той или иной хрупкой женщины. Зная, что под одеждой она сплошь обклеена сигаретными пачками, а в самых интимных местах у нее запрятано пару пакетов со спиртом.
А других происшествий сегодня не было. Разве что ненадолго притормозили группу музыкантов, отправившихся играть в какой-то варшавский клуб. Эта команда в Беларуси была негласно запрещена,
