переставал удивляться своей паре и подмастерью ещё с тех самых пор, как они познакомились лет двадцать назад на войне с людьми Базал-Турата. Сейчас Арвера, что скромничать, уже превосходила его в мастерстве инженерии. Сейчас ученица прикрепляла новые перья на металлический каркас крыла. Раяр внутренне улыбнулся — она всегда получить себе небо. С тех самых пор, как сбежала из базал-Турата, не в силах прислуживать людям.
Не отвлекая Арверу от процесса, Раяр взял одно из перьев. Он никак не мог понять, из какого материала оно создано. На ощупь оно казалось живым, но на вид — совершенно прозрачным. Только вместо утренней деревни через него проглядывались дома, косо освещённые закатным солнцем.
— Это магия? — инженер с сомнением посмотрел на свою ученицу.
— Нет, ты же знаешь, я плохо в ней разбираюсь… Это технология. Оптоволокно с настраиваемой темпоральной светопроводимостью.
— А… как? — уши синего дракона поднялись. Арвера грустно фыркнула.
— Сама не знаю, если честно. Мне приснились чертежи, принципы работы и… не только. Из-за моего изобретения могут погибнуть много душ.
— Любое изобретение можно превратить в оружие, ты же знаешь, но это не повод…
— Ты не понял, — альбиноска грустно вздохнула. — В моём сне я летела на этих крыльях над городом с высоченными зданиями. Он был разрушен, как после ужаснейшей бомбёжки, небо было в серных облаках, и за мной гнались боевые самолёты странной инопланетной конструкции. Если я соберу эти крылья, этой судьбы не избежать. Ты же знаешь, что мои сны всегда сбываются. Но… я больше не могу лишь ходить по земле. Прости меня…
* * *
Мир на мгновение померк, оставив наедине с темнотой, но вернулся так же внезапно. Я непроизвольно дёрнулся, осознав, где оказался. Нет, это была не улица — на расстоянии вытянутой руки начиналась пропасть в виде края крыши одной из многочисленных в районе пятиэтажек. Что я здесь забыл? И почему сейчас я не выгляджу, как недавно, когда я выходил из «Красок» — как человек?..
Снизу доносятся обыденные дворовые крики, шуршат по асфальту машины, словом, всё нормально. За исключением самого присутствия создания Ночи среди белого дня. Оказаться у всех на виду я боялся теперь ещё больше, чем ранее — высоких мест. Прилюдно раскрыться — опасность куда более серьёзная для нелюдя.
Что было вчера? Нечто мешало вспомнить, одновременно подсовывая посторонние, отнюдь не мирные картинки. Вот я в темноте, которая нечеловеческим глазам светла как день, срываюсь вниз и падает на кого-то, крик жертвы тонет в городском шуме. Странно, жалость и совесть не просыпались. Только чёткое осознание содеянного и ни капли сомнений. Но сколько раз повторялось это событие, один ли? Не помню.
Я вынырнул из отрывистых воспоминаний и с сомнением покосился на поднесённую к (теперь уже) морде когтистую конечность. Странно, что такой лапой возможно хватать и брать предметы. Подвигав ею, я в порыве резко вскочил на ноги, принялся нарезать круги по шершавому покрытию, поминутно останавливаясь, чтобы не оказаться застигнутым кем-либо на крыше. Чувство времени напрочь отказывалось подсказывать, давно ли я здесь. Садилось Солнце, округа сплошь была усеяна его отблесками в окнах и огоньками живых существ: одни ярче и больше, другие едва излучали свет, напоминая искры из прогоревшего костра. Такие же бесполезные, слабые, хватит раз прихлопнуть лапой — и нет их.
Осмотрев саму поверхность крыши, я заметил невдалеке от себя старого монаха — того, который приходил ко мне и Марте на её чердак. Старец стоял спокойно, никак не реагируя на «зверюгу» поблизости, тем не менее обращая внимание на неё. Я всполошился ещё больше, первым оскалившись на человека: несложно было догадаться, что тот пожаловал с агрессией ко всему нечеловеческому. Но на этот раз звериное чутьё подвело.
— Мне тоже есть, что скрывать, — пробормотал в бороду жрец, а потом покрылся такой же белёсой вспышкой, которая сопровождает превращения семуран. Только человек вместо того, чтобы принять звериный облик, обратился другим человеком — молодым, гладко выбритым, с тёмно-русыми волосами средней длинны. Он не был похож на Марина, хотя определённая схожесть в энергетике с ним чувствовалась. Но тем сходством она не ограничивалась…
— Что происходит? — Постепенно пряча оскал, я задал тот вопрос, который, почему-то, волновал его больше, чем «кто ты» или «кто я», например.
— Не беспокойся, ты, как и всегда, находишься в своём уме. Так же, как и обычно, воспринимаешь вместо мира модель мира, просто сейчас перед тобой иллюзия несколько иного рода, чем привык лицезреть.
— Выражайся яснее, если ты не стремишься меня запутать, — крылатый встал в полный рост перед человеком. Впрочем, насколько он действительно человек? — Мне не нужны иллюзии, я хочу видеть то, что есть.
— В наше время сложно без иллюзий, — мужчина развёл руками передо мной. — И ты тоже любишь их использовать, чтобы спрятаться или приспособиться. Но ты прав, самому стоит возвращаться к основам для простоты ориентации. Хотя порой полезно не только видеть суть, но и понимать, что видят на её месте остальные.
Кстати, об остальных… я огляделся и даже быстро осмотрел все ближайшие дворы и крыши. Друзей нигде видно не было, а убегали от неведомого чудища они вместе — куда же подевались «чуды»? Золотые глаза вновь требовательно уставились на человека:
— Зачем ты притащил меня сюда?
— Воспринимай это своего рода посвящением, — из вежливости он смотрел мне в глаза несколько секунд, потом уселся на край крыши, свесив ноги. — Я решил тебе показать, что ум и то, что он воспринимает, можно менять так же, как тело и его чувства, как энергию и магию. Поэтому для того, чтобы стать действительно независимым, надо вспомнить, кто есть на самом деле. Тогда тебе не будут больше страшны иллюзии.
Я подошёл к человеку сзади:
— Но кто ты такой, чтобы я верил тебе, а ты мне помогал?
— На самом глубинном уровне я — это ты, — странный незнакомец приснял свой ботинок и поигрывал на своём носке над пропастью. — Тела, черты характера, даже сознание — это всё маски. Было бы банальностью, если бы не изюминка
