1
На следующее утро после визита негритянки из полиции Ник проснулся рано. Он был весь в поту.
Футболка, в которой он спал, намокла у ворота. Промокла вся подушка. Пульс Ника бился с такой скоростью, словно он единолично вступил в схватку на хоккейной площадке с полным составом команды соперников.
Нику приснился страшный сон. Во сне он видел не расплывчатые разрозненные фрагменты, а похожую на кинофильм историю, где все было как в жизни, только еще страшнее.
Во сне все всё знали.
Все знали о том, что Ник совершил той ночью. Все всё знали о Стадлере. Куда бы Ник ни шел, где бы он ни был – в административном здании «Стрэттона», в заводском цеху, в супермаркете, в школе у детей, – все знали, что он убил человека. Тем не менее, без всякого смысла, Ник по-прежнему настойчиво прикидывался невиновным. Это походило на спектакль. Все всё знали, и он знал, что все всё знают, и все-таки он заявлял о своей невиновности.
Потом сон внезапно стал мрачным, похожим на фильмы ужасов, в которых маньяк с бензопилой преследует подростков. Кроме того, во сне Нику казалось, что он попал в прочитанный им в школе рассказ Эдгара Аллана По о сердце убитого, выдавшем убийцу.[52]
Нику снилось, что в один прекрасный день, вернувшись с работы, он обнаружил, что его дом кишит полицией. Это был не построенный на вкус Лауры особняк в коттеджном поселке, где он жил сейчас с детьми, а темный низенький домик в Стипльтоне, где он вырос. Впрочем, во сне родной дом Ника казался намного больше. В нем было множество коридоров и пустых комнат. Полиция рассредоточилась по ним и начала обыск, а Ник был не в силах ей помешать.
Он хотел во всеуслышание заявить о своей невиновности, но язык ему не повиновался.
Детектив Раймс и еще десяток анонимных полицейских рассыпались по всему зловещему своими необъятными размерами дому в поисках улик. Кто-то выдал Ника. Один из полицейских говорил другому, что Ника выдала Лаура. Лаура тоже была в доме. Почему-то она спала днем. Ник разозлился и начал на нее орать, но она только смотрела на него с непонимающим и обиженным видом. Потом раздался чей-то крик, и Ник побежал на него.
Ник спустился в подвал. Отнюдь не в подвал особняка в коттеджном поселке с его красивым деревянным полом, блестящим газовым котлом и водогреем, спрятанными за раздвижными металлическими дверьми. Это был темный и сырой, заросший плесенью подвал его родного дома.
В подвале нашли лужу омерзительной жидкости. Это была не кровь. Это было что-то другое – зловонные продукты разложения человеческого тела, непонятным образом просочившиеся сквозь бетон.
Один полицейский позвал остальных. Они стали ломать бетон и ломали его до тех пор, пока не натолкнулись на разложившиеся останки Эндрю Стадлера. Ник их тоже видел, и у него встали дыбом волосы. Притворяться невиновным больше было нельзя. Улика была обнаружена замурованной в бетон его подвала – гниющий труп, испускающий взывавшие к отмщению зловонные жидкости. Труп был очень тщательно спрятан и все-таки отомстил убийце…
Ник подъехал к своему дому и обнаружил там множество полицейских машин: патрульные автомобили, полицейский микроавтобус, какой-то фургончик и несколько гражданских машин. Вот тебе и «деликатная работа»!
Полицейским не нужно было включать сирены. Любой и так с первого взгляда понял бы, что тут происходит. К счастью, из-за деревьев машины не были видны соседям, но вряд ли их колонна прошла незамеченной у ворот.
Было почти пять часов. Детектив Раймс уже ждала Ника на крыльце. На ней был строгий костюм персикового цвета.
Заглушив двигатель своего автомобиля, Ник некоторое время сидел в тишине, понимая, что, выйдя из машины, он окунется в новую жизнь, в которой уже ничего не будет, как раньше. Двигатель машины Ника остывал и тихо пощелкивал. Солнце клонилось к закату и купало землю в своих темно-янтарных лучах, деревья отбрасывали длинные тени, на небе начинали сгущаться тучи.
Ник заметил, что зеленая лужайка напротив окон его кабинета уже стала ареной активной деятельности. Мужчина и женщина – наверняка технические эксперты из полиции – ползали по ней на четвереньках, как пасущиеся овцы, явно что-то разыскивая. На невысокой женщине была джинсовая рубашка, а ее необъятная задница была обтянута новехонькими на вид темно-синими джинсами. Мужчина, наоборот, был высокий, с длинными руками и ногами. На носу у него были очки с толстыми стеклами, а на шее болтался фотоаппарат.
Ник не спал. Его ночной кошмар ожил. При этом Нику было не понять, откуда полиция знает, что искать нужно именно рядом с его кабинетом.
Стараясь унять бешено стучащее сердце, Ник пытался дышать как можно ровнее и думать о чем-нибудь постороннем. Он вспоминал, как они с Лаурой семнадцать лет назад, еще до рождения детей ездили на Гавайские острова. Теперь Нику казалось, что это происходило в какой-то другой жизни. Он вспомнил похожий на идеальный полумесяц белый песчаный пляж в защищенной от ветра бухте, невероятно синюю кристально чистую воду и шуршащие листья кокосовых пальм. В те времена он ни о чем не тревожился и ощущал глубокий внутренний покой. Лаура держала его за руку, а гавайское солнце грело ему душу.
Заметив, что Ник не выходит из машины, детектив Раймс явно удивилась, но, кажется, не могла решить, что делать дальше – ждать его или идти к нему.
Ник догадался, что полицейские ищут стреляные гильзы.
Но ведь Эдди их подобрал!
В ночь убийства Ник ничего не соображал. Эдди спросил его, сколько раз он стрелял, и Ник ответил – два.
А вдруг на самом деле он стрелял три раза?
Эдди подобрал две гильзы, потому что не знал о третьем выстреле!
Сколько же их было? Два или три?
Если – три, сейчас третью гильзу найдет очкастый техник с фотоаппаратом или толстозадая женщина.
Лужайку никто не подстригал, потому что трава только появилась. Вертлявый парень, засеявший Нику лужайку, велел ему подождать три-четыре недели до первого покоса. Поэтому третья гильза не могла пасть жертвой стальных лезвий газонокосилки и, возможно, спокойно поблескивала сейчас в лучах вечернего солнца в ожидании цепких пальцев в резиновых перчатках…
