Элиту остановиться простым приказом.
Сомневаюсь, но ради вида я согласна с ним.
— Я стоял здесь и слышал, как она сказала, что может справиться с двумя из них. Если они не нападут на неё одновременно! — рычит он в лицо моему брату. Он оглядывается на меня. — Ты, блять, не пойдёшь!
Я чувствую, как вспыхивают мои щёки, когда я кричу в ответ.
— Кто ещё может пойти, если не я?
Я дергаю его вниз, и наши глаза оказываются на одном уровне. Я в такой ярости, что мне всё равно, что я проявляю на несколько порядков меньше уважения к лидеру Гласиума.
— Если ты не примешь этот план на сто процентов, то все, кого ты видишь каждое долбаное утро за завтраком, умрут, — жёстко говорю я. — Это важнее, чем ты или я.
Джован тяжело дышит и, кажется, вспоминает, где он находится. Он вырывается из моей хватки и начинает сердито ходить кругами по палатке. Он настигает моего брата.
— С каким количеством человек вы восьмером можете справиться? — требует он.
Оландон выпрямляется.
— Я считаю, что у нас есть все шансы победить Элиту. Если мы с Олиной будем сражаться вместе, мы сможем уничтожить почти половину из них.
— Я не приняла это во внимание, — ворчу я.
Я поворачиваюсь туда, где стоят Осколок, Лёд, Вьюга, Малир и Ашон, пытаясь подавить свою ярость.
— Вы готовы это сделать? — отрывисто уточняю я.
Они смотрят на меня так, будто я сошла с ума, раз спрашиваю. Я воспринимаю выражения их лиц как согласие.
— Что, если их окажется больше, чем вы ожидаете? — спрашивает Драммонд.
Я вскидываю руки вверх, пока мужчины обсуждают эту новую точку зрения.
— Мы тратим время, — говорю я.
— Мы просчитываем последствия, — отвечает Джован. — Потому что я знаю, что ты, чёрт возьми, этого не сделаешь.
Я сжимаю челюсти, чтобы скрыть своё возмущение, пока мужчины разговаривают. Я поддерживаю шагающего по палатке Джована, обмениваясь с братом ничего не выражающими взглядами. В середине их беседы я вспоминаю о своем Флаере. Моё предложение быстро отметается. Я просто разрушу наш эффект неожиданности. Я хочу сказать им, что внезапность бесполезна, если мы не успеем вовремя, но сдерживаю себя.
Проходит некоторое время, прежде чем я понимаю, что в палатке воцарилась тишина. Все стоят. С таким же успехом они могли бы сидеть. Над ними возвышается массивная фигура Джована.
Он смотрит на меня. Я бросаю на него взгляд в ответ.
— Это, похоже, действительно единственный способ учесть оба исхода.
Яте шумно сглатывает, когда Король Гласиума бросает на него взгляд.
Джован излучает угрозу. Я удерживаю его взгляд. Я понимаю, что дело не только в моём уходе. Ему в лицо смотрит его прошлое. Чтобы отпустить меня, он должен признать, что всё может закончиться как с Кедриком, его матерью или отцом. С другой стороны, он знает, что я достаточно опытна, чтобы отправиться туда, и знаю Элиту. Он знает, что должен спасти и защитить оставшихся женщин и детей. Но это слишком много, чтобы один человек мог вынести. А Джован уже вынес больше, чем положено. Я не позволю ему нести вину за решение послать меня, если я не вернусь. Несмотря на оценку Оландона, я знаю, каковы шансы нашей группы бойцов на победу над Элитой. Моя истинная цель — дать женщинам и детям в замке достаточно времени, чтобы спастись. Я двигаюсь к нему, смутно осознавая, что в комнате есть и другие. Они часть фона, размытые и незначительные.
— Это мой выбор.
Я кладу ладонь на его руку и выдерживаю его опасный взгляд. Опасный для всех, кроме меня. Он никогда не причинит мне боли. Похоже, это сделаю я.
— Мы не можем управлять судьбой друг друга, Джован. Бесполезно пытаться. И из всех судеб, которые можно контролировать, я не могу представить более трудной, чем твоя и моя. Ты знаешь, что мы должны спасти тех, кто всё ещё в замке.
Я одариваю его язвительной улыбкой. Поражение в его глазах ужасает. Выражение, которое я не считала возможным для Джована. Невыносимо видеть такую печаль на лице несгибаемого мужчины.
— Я вернусь, — шепчу я только для него.
Затем его лицо оказывается прямо передо мной.
— Мой Король, — раздаётся голос.
Я хмурюсь как в тумане. Я не могу пошевелиться.
— Мой Король, — повторяет голос.
Это Рон. Рон говорит. Я моргаю, глядя в голубые глаза Джована, которые, кажется, переживают точно такие же смутные мысли, как и я.
— Что, — тихо отвечает Джован, не двигаясь ни на сантиметр.
Его тёплое дыхание щекочет мою кожу.
— Солати здесь, — говорит Рон.
Все замирают. Никто не издаёт ни звука. Я изучаю глаза Джована.
— Рон, — мягко говорит Король. — Ты сопровождаешь Татуму назад в замок. Малир, введи Рона в курс дела.
Мои плечи опускаются, когда напряжение покидает их.
Не время расслабляться.
Я оказываюсь в его объятиях, и его губы прижимаются к моим, достаточно сильно, чтобы оставить синяки. Мне этого недостаточно. Я тянусь вверх и хватаюсь за его руки, чтобы удержать равновесие, и поднимаюсь на носочки. Он издаёт низкий звук в груди и обхватывает меня рукой за талию, крепче прижимая меня к себе. Неужели это будет последний раз, когда я прикасаюсь к нему? Он отпускает меня, но не раньше, чем прижимается губами к моему уху, его светлая щетина царапает мою кожу.
— Ты вернёшься, — приказывает он.
— Да.
Я старательно избегаю взгляда брата, когда отхожу от Короля.
— Ну и дела, — говорит Драммонд.
— Как это должно работать? — громким шёпотом спрашивает Лёд. — Он такой большой, а девчушка такая маленькая.
После этого раздаётся громкий шлепок и смешки.
Я задаюсь вопросом, смогу ли я избежать всех взглядов в этой палатке. Возможно ли, что советники больше потрясены нашим поцелуем, чем новостью о том, что была замечена армия Солати?
— Вот, — говорит Джован.
Он отходит в дальний угол и достаёт два коротких меча. Я осторожно беру их, в горле комок.
— С-спасибо, — неуверенно говорю я.
Это единственный раз, когда я не буду пытаться сопротивляться желанию бежать. Я спешу выйти из палатки. Чья-то рука дёргает меня назад.
— Твоя вуаль, — говорит Оландон.
Я поднимаю на него глаза и вздрагиваю от увиденного осуждения. Теперь я предательница и шлюха. Я поспешно вытаскиваю материал из своей туники и надеваю её и ободок на голову, а затем убегаю, оставив Джована на милость его ворчливого совета.
На поле боя царит суматоха. Стоит густой смрад страха.
— Что происходит? — спокойным голосом спрашиваю я.
Осколок отвечает.
— На Великом Подъёме стоят, наверное… двести человек. Они не
