Было восемь вечера. Тридцать два градуса по Цельсию. Влажность более восьмидесяти процентов. Вероятность дождя в ближайшие двадцать четыре часа пятидесятипроцентная.
Когда я ступил на залитый солнцем пол террасы, Энтони Бут проронил, не оборачиваясь:
— Вы интересный человек, инспектор. Слишком увлекающийся для полиции, как мне дали понять.
— Небольшая заноза в заднице местных копов. Думаю, ваши проблемы куда глобальней.
У меня была к нему тьма-тьмушая вопросов. О Софи. О дыре в системе АРЭСН. О том, что я узнал от Дона Фаулера, о невидимости. И я был уверен, что не получу удовлетворительных ответов ни на один, но решил постараться. Я протянул хозяину конверт А4, который принес с собой, и сказал:
— Я тут провел небольшое исследование… Энтони Бут и не подумал обернуться. Прогулочный катер с яркими разноцветными флажками
двигался вниз по реке. Музыка, гремя, разносилась над темными водами, но мне показалось, что Энтони Бут наблюдает не за кораблем. Наконец он заговорил:
— Все программисты оставляют для себя возможность попасть в сердце того, что разрабатывают. Черный ход, дыра, закладка, чит, мод, хак — называйте как хотите. Просто на всякий случай. Потому что могут это сделать. Потому что когда заканчиваешь продукт и выпускаешь его в мир, хочется сохранить над ним власть. Доказательство, что ты знаешь об этом больше, чем кто-либо другой. Ты — создатель, и маленькая тайна, которую ты скрыл в своем детище, делает его твоим навеки. Тщеславие изобретателя — единственная слабость, которую я признаю, инспектор. Но не глупость. Только не это.
— Я принес фотографии, которые могли бы вас заинтересовать, — сказал я.
Два снимка были кадрами из кэша камер слежения, установленных перед этим самым зданием; другие три — из творений Софи Бут. Дальний план с Софи, стоящей под фонарем, руки распростерты, рукава белого платья подобны крыльям ангела. Зернистый, крупный план ее руки, указывающей на камеру, в ладони нечто, похожее на пульт дистанционного управления. И следующий кадр, судя по отметке в углу, сделанный одной десятой секундой позже, где Софи уже исчезла.
Невидимая девушка. Дон Фаулер объяснил мне, что ее изображение было уничтожено путем наложения на составляющие его точки новых точек, приблизительно соответствующих фону. Увеличение этого единственного кадра позволило обнаружить в нем след Софи в виде смутной ауры смещенных и сжатых пикселей в том месте, где она стояла — едва видимое мерцание, содержащее всю информацию, необходимую для воссоздания ее портрета.
Когда стало ясно, что Энтони Бут не собирается смотреть даже на меня, не говоря уже о фотографиях, я произнес:
— Софи убили из-за вашего тщеславия, сэр. И Барри Дин вас этим шантажировал.
— Со мной связались сразу, как только погибла Софи, — сказал Энтони Бут, как если бы речь шла о коммерческой сделке. — Мне прислали фотографии. Они сообщили, что именно взято из ее квартиры и во сколько обойдется возврат похищенного.
— Но вы не обратились в полицию.
— Система «красной линии» — мое детище, инспектор. Она принята как стандартная система видеонаблюдения в этой стране и введена в пятнадцати крупных городах США. Моя компания ведет переговоры о продаже системы с правительствами двух десятков государств. Эта система — бесстрастный свидетель, недремлющий полицейский. Она учится и растет. Она инициативна и бесконечно гибка. Она преобразит мир.
— Просто машина для принятия масштабных решений, — проронил я, но Энтони Бут явно не был поклонником Дональда Фагена.
— Небольшое ограничение независимости — очень малая цена за безопасность на улицах и порядок в городах. С тех пор как в Лондоне введена АРЭСН, на восемнадцать процентов снизилась уличная преступность и на тридцать шесть процентов возросло число арестов. Машины честнее людей, они точнее, эффективнее и беспристрастнее. Мы столь многое доверяем им в других областях, так почему не поручить им охрану закона и порядка?
— Боюсь, мы слишком им доверяем, — усмехнулся я. — Когда вы закладывали вашу дыру, двигало ли вами только тщеславие? Или дело в том, что вы побаивались собственного творения?
— На завтра у меня назначено с десяток интервью, инспектор. Я более чем готов дать полное и откровенное объяснение своей позиции.
«Да, — подумал я. — Вопросы изучены, время и место, даже освещение и ракурсы съемки определены. Одобрение и поддержка в самом конце гарантированы контрактами. Типы вроде Бута устанавливают правила и заботятся, чтобы эти правила не применялись к ним. Они делают вид, будто их побуждают действовать благие намерения, но в действительности ими движет страх». И я знал, что Энтони Бут пребывает в страхе: его дворецкий ходит с пистолетом в наплечной кобуре. Он тщательно обыскал меня, прежде чем я был допущен в общество хозяина.
— Какую долю правды вы откроете?
— Настолько большую, насколько смогу. В некоторых отношениях мне нужно быть осмотрительным. Как и вам.
— Я не собираюсь обращаться к журналистам.
— Не имеет значения, что вы собираетесь делать. Издано распоряжение о сохранении тайны, касающееся всех газет, телевидения и сети. Запрещены любые упоминания о «красной линии» в связи с гибелью Софи. И конечно, как полицейский вы не должны нарушать Закон о государственной тайне. Если вы обратитесь к прессе, ничего из сказанного вами не опубликуют, а вас самого погребут на глубине пяти фэсомов* ваши же сослуживцы. Можете попытаться затеять что-то против меня, инспектор, но повредите этим только себе.
Я верил ему. После того как Дон Фаулер помог мне раскрыть хитрость Софи, я предупредил его, что здесь пахнет
* Фэсом — мера длины, равная 1,82 м.
чипом «красной линии», санкционированным Ml5, а это подпадает под Закон о государственной тайне. Если он хоть слово шепнет на ушко даже своей жене, он исчезнет в недрах подслушивающей станции ООН на границе Зимбабве и ЮАР. Мое предупреждение подействовало: Дон перепугался до полусмерти. Но его собственная участь беспокоила, меня же моя — нет.
— Уверен, что все это правда, сэр, — проговорил я. — Но положение таково, что мне нечего терять, как отметили вы сами.
— Вы погубите себя. Чего ради?
— Может, это прозвучит для вас глупо, сэр, но я думаю, что правда все-таки должна выйти наружу. Ради Софи.
— Я давал Софи все, о чем она просила. И даже больше. Я помог ей уйти от родителей. Она отчаянно рвалась на свободу. Я дал ей квартиру, компьютеры, деньги…
«Да, — подумал я. — Дал, но не из-за любви. Или не из-за того рода бескорыстной любви, которая не стремится к обладанию и подкупу».
— Вы испытывали к ней особый интерес, — заметил я.
— Осторожней, инспектор. Эта беседа записывается. Не нужно грязных намеков.
— Если так, давайте кое-что проясним для записи, — подхватил я. — Даже если речь только о вашей личной записи. По некой причине вы дали своей племяннице копию программы, которая открывала ей доступ высокого уровня в АРЭСН. Таким образом, Софи смогла управлять любой камерой, подключенной к системе.
