— Нижнюю часть документа он не узнает, — перевел историк, — а верхнюю часть на протяжении многих веков в семье передают из поколения в поколение.
— Почему? — поинтересовался Сэм.
Выслушав ответ индонезийца, Маркотт сказал:
— Это герб семьи Орисага.
— Ему известно, что он означает?
— Нет.
— Неужели никто никогда и словом не обмолвился?
— Нет, — снова ответил историк. — Говорит, это часть их семьи. Орисага очень дорожил рисунком — чем не веская причина, чтобы его беречь? Остальное их не интересует.
Порывшись в конверте, Сэм вытащил подчищенный в фотошопе «портрет» птицы-Кетцалькоатля, обнаруженный в изображении Чикомостока, и показал его Думади.
— А эта картинка о чем-нибудь ему говорит?
Маркотт выслушал ответ, улыбнулся.
— Какая часть рисунка: мерзкая змея или птица?
— Птица.
Думади с тяжелым вздохом опустился в кресло и что-то пробормотал.
— Ничего особенного для него она не значит, — перевел ответ историк. — Птица как птица. Он видел таких в зоопарке.
— Здесь? — встрепенулась Реми.
— Где именно, не помнит. Видел еще в детстве. Из-за выпуклости на затылке птицы отец Думади называл их шлемоносами.
Немного замявшись, Сэм все-таки спросил:
— Так как она на самом деле называется?
— Малео. Думади говорит, в жизни они намного красивее, чем на этой картинке. Среднего размера, черная спинка, белая грудка, желтые обводы вокруг глаз, клюв с оранжевым отливом. Как цыпленок, только разноцветный.
Индонезиец снова заговорил с Маркоттом.
— Ему интересно, имеет ли рисунок какое-либо отношение к Орисаге.
— Самое непосредственное, — заверил Сэм.
— Это напомнило ему одну историю. Хотите послушать?
— Конечно! — с энтузиазмом ответила Реми.
— За достоверность деталей не поручусь — сами знаете, что бывает с семейными преданиями после многочисленных пересказов, а суть такова. На острове Орисага прожил долго. К концу жизни в Палембанге его знали почти все. Монаха любили, но в то же время считали, что им овладел злой дух.
— Почему? — удивился Фарго.
Маркотт выслушал ответ.
— В принципе то же самое я вам еще дома рассказал. Он часто бродил в джунглях, толковал о пещерах, богах… Для того, мол, и приехал в Индонезию, чтобы отыскать обитель богов. Ну, вы поняли. Орисагу, правда, никто не боялся. Думали, что злой дух просто забавляется бедным стариком. А однажды монах исчез. Объявил всем, что снова отправляется на поиски «пещер богов». Мол, когда найдет «гнездовье больших птиц», то узнает, где заветное место.
ГЛАВА 40
Джакарта, Индонезия
— Сельма, ты уверена? — недоверчиво спросил Сэм.
Днем раньше, попрощавшись с Думади Орисагой и Робертом Маркоттом, Фарго направились в аэропорт имени султана Махмуда Бадаруддина Второго. Двести пятьдесят миль над Яванским морем — и чартер авиакомпании «Батавия эр» доставил их в Джакарту, где они с удобствами расположились в отеле «Времена года», рассудив, что лучше штаба для предстоящих операций не придумать.
— Я провела очную ставку, — разнесся по номеру голос Сельмы. — Он во всем сознался.
— Вот пройдоха! Вот с-су… Интересно, есть ли у него вообще в Лондоне внуки-старшеклассники?
— Ага! И смертельная болезнь, — добавила Реми.
— И то и другое правда. Я проверила. Только для меня он по-прежнему мошенник.
Из всех загадок и вопросов, связанных с нынешним приключением Фарго, Сельму особенно волновало одно: откуда Ривера и президент Гарса узнали о намечающейся поездке на Мадагаскар? Почему заранее, за взятку, договорились о пометке паспортов? Возможных источников утечки информации, по мнению Вондраш, было два: хранительница писем Синтия Эшворт и хозяин музея Блэйлока Мортон — именно у них Сэм с Реми набрали больше всего материала для исследований. Так может, мексиканцы тоже к ним обращались?
И тогда Сельма, весьма убедительно, вошла в роль «злого следователя». Начала с Мортона: обвинила его в продаже материалов по Блэйлоку иным лицам и пригрозила судом, если не сознается добровольно. По словам Вондраш, раскололся он за две минуты.
— Имени Риверы он не знал. Также не знал, как тот нашел его музей. Мексиканец со своей шайкой нарисовались пять лет назад — расспрашивали о Блэйлоке, о «Шенандоа»… Ривера Мортону не слишком понравился, но отказаться от сотрудничества танзаниец побоялся, заподозрив, что церемониться с ним не будут. Ночью он перенес самые ценные материалы из хранилища домой — а следующим утром обнаружил, что музей перевернули вверх дном. Спустя несколько часов явился Ривера, любезный до невозможности. За ночь Мортон собрал кое-какие бумаги: страницы из журнала, оригинал рукописи-биографии, несколько рисунков, карты…
— Карту Мадагаскара Моро, — усмехнулась Реми.
— Именно. Однако Мортон заметил на карте крошечные надписи, оторвал их, а Ривере отдал большой кусок. Мексиканец вроде бы остался доволен, ушел. Но Мортон, парень умный, нутром чувствовал, что дело не закончено, поэтому вынес из дома все документы по Блэйлоку и перепрятал в другое место.
— А ночью в дом вломились грабители, — предположил Сэм.
— Они самые. Да только Мортон домой не возвращался, провел ночь с друзьями. Уловка сработала. Ривера больше не появлялся.
— И вот через пять лет объявляемся мы — с теми же вопросами.
— Почему он не провел нас, как Риверу?
— Говорит, вы ему понравились. Кроме того, он мечтал уйти на покой, заняться внуками. А когда вы предложили шестьдесят тысяч вместо двадцати, решил отдать все, ничего не утаивая.
— Выходит, мы не знаем того, что знает Ривера? — нахмурилась Реми.
— Выходит, нет, — отозвался муж. — По дурацкой случайности Мортон продал ему достаточно: Ривера нашел зацепки и даже продвинулся в расследовании, но вот закончить его не сумел — информации не хватило. Зато теперь, когда появились мы, у Гарсы есть все шансы распутать дело. Нужно держать ухо востро. Они наверняка объявятся. А может, уже…
— Итак, переходим к следующему пункту, — деловито сказала Сельма. — Мы расшифровали все письма Блэйлока к Констанс. Угадайте, каким числом датировано последнее!
— Понятия не имеем, — ответил Сэм.
— Ну хотя бы год?
— Сельма… — выразительно произнес он.
— Тысяча восемьсот восемьдесят третий год.
— Значит, он гонялся за сокровищем одиннадцать лет! — ахнула Реми. — О господи!
— А как насчет писем за этот период? — спросил Фарго.
