крышку, а оттуда вылез могущественный дух. Вы, говорит, освободили меня из тысячелетнего заточения, и в благодарность я выполню каждому из вас по два желания. Ну, торговец сразу сказал — хочу мешок золотых слитков и домой. Чиновник тоже недолго думал: хочу красивых наложниц и домой. Остался монах в одиночестве. Посидел, поразмышлял и говорит: «Хорошие были люди, жаль с ними расставаться! Кувшин вина и обоих обратно».
Все рассмеялись. Я улыбнулась веселящемуся императору и подумала, что в только в искренности его смеха и могу быть уверена.
Следствие, слава богу уже закончилось, приговоры были вынесены и приведены в исполнение. Оказалось, что вырезание до девятого колена грозило не только семье Эльм, и я порой малодушно радовалась тому, что не знала об этом раньше. Потому что если шурин и его семейство для императора всё же были не совсем чужие, и пощаду для них удалось вымолить достаточно легко, то кто знает, что бы было, вздумай я просить за семьи врачей и приближённых императрицы. А иногда я казнила себя, что не додумалась до очевидного и хотя бы не попыталась спасти ещё хоть кого-нибудь. Но дело было сделано. Казни шли целый месяц, немногие уцелевшие отправились на Скрытый двор или в лучшем случае в пожизненную ссылку. Ван Лэй с сыновьями и дядей сидел в тюрьме, и, похоже, император до сих пор не придумал, что же с ними делать дальше, если уж не казнить. Остальное семейство Эльм также отправилось куда-то в приграничную область. Как ни странно, смерти избежала и императрица: её отправили в какой-то дальний горный монастырь, замаливать грехи, видимо.
Какой смертью умерла Усин, я так и не решилась спросить.
Кто выиграл от всего происшедшего, так это Гань Лу. Бывший рядовой лекарь, со сроком за спиной, как сказали бы в нашем мире, в один миг оказался удостоен высочайшего доверия и милости. Фактически он возглавил почти начисто уничтоженную гаремную Службу врачевания, и теперь энергично поднимал её из руин, подбирая новых лекарей, служителей и аптекарей. И никто не сомневался, что закрепление за ним новой должности и нового ранга вопрос лишь времени. Второй, кому гаремные перестановки оказались скорее на пользу, была Благородная супруга. С момента ареста её величества и по сей день госпожа Тань естественным образом взялась рулить всеми делами Внутреннего дворца, как, собственно, ей, заместительнице императрицы, и надлежало. И, хотя многие ждали, что я попытаюсь отодвинуть её от ведения дел, когда достаточно оправлюсь, и такая возможность у меня, несомненно, была, я не стала и пытаться. Чем сломала шаблон, по крайней мере, своим людям. Они, поглядывая на меня со смесью страха и восхищения, уже начали судачить меж собой о том, что мне надлежит сделать, став хозяйкой гарема, и были, кажется, изрядно разочарованы, поняв, что я ни во что не собираюсь вмешиваться. Во всяком случае, больше, чем это совершенно необходимо.
А вот третьим, кого можно было поздравить, стал его величество. Успешно оправившись от пережитого потрясения, вызванного осознанием, что, оказывается, окружающие могут ставить свои интересы выше, чем его, император вдруг расцвёл и скинул добрый десяток лет. Причина выяснилась достаточно быстро — он ждал нового сына. И почему-то непременно от меня. Теперь, когда стало ясно, что проклятие Небес тут не при чём, казалось бы, в его распоряжении был целый гарем — размножайся не хочу. Но нет. Император терпеливо дожидался, пока я достаточно окрепну, чтобы снова начать со мной супружескую жизнь.
— Я назову его Шэйрен — Слава мира, — говорил он, поглядывая на мой живот так, словно вожделенный мальчик уже был в нём. И я с улыбкой кивала, даже не пытаясь напомнить, что это может оказаться и девочка, и дивясь, насколько похожи мои отношения с отцом и сыном. Та же невесть откуда взявшаяся страсть, те же, чуть ли не слово в слово повторявшиеся упрёки в холодности и недостатке любви, которую я обязана предоставлять по первому требованию, та же святая убеждённость, что вот сейчас-то я, ух, нарожаю!.. Для полной симметрии оставалось только родить ему вторую дочь.
Гарем выжидательно притих. Его обитательницы льстили мне в глаза и при этом старались избегать. Единственной, кто как ни в чём не бывало поддерживала со мной отношения, оставалась Тань Мэйли. Отчасти поэтому я не стремилась взять на себя груз забот о гареме. Предпочитала наблюдать, что и как она делает, и мотать на ус. Просто на всякий случай, далеко в будущее я не загадывала.
— Я должна поблагодарить вас за ваши письма, — сказала я ей, когда она пришла меня навестить после моего возвращения в Таюнь. — Благодаря вам моя Лиутар словно бы всё это время была со мной.
— Не стоит благодарности, — с грустной улыбкой отозвалась госпожа Тань. — Мне ли не знать чувств матери, разлучённой со своим ребёнком?
Я сочувственно вздохнула. Переписка с Благородной супругой действительно изрядно скрасила мне месяцы моего добровольного затворничества во дворце Успокоения Души. Конечно, из дворца Полночь мне тоже слали отчёты, но они были в основном о состоянии здоровья и развития маленькой госпожи, а Тань Мэйли писала о повседневных, но таких дорогих сердцу матери мелочах: как Лиутар непочтительно разорвала свиток с охранными молитвами, как она залезает на диван, а потом смело шагает с края, так что еле успевают ловить, как внезапно возлюбила игрушку — меховую собачку, и спать теперь соглашается только с ней. И после, окрепнув достаточно, чтобы снова начать навещать дочь, я частенько заставала Благородную супругу во дворце Полночь. Так что вскоре мы уже просто начали ходить к Лиутар вдвоём, и я не испытывала никакой ревности, глядя, с каким удовольствием она возится с малышкой.
Вот и сегодня мы собрались в её дворце Небесного Спокойствия: хозяйка, его величество, я и ещё несколько приглашённых дам. Его величество, впрочем, говорил почти исключительно со мной и немного — с Благородной супругой, несмотря на все старания остальных вовлечь его в беседу. Мы глубокомысленно обсудили, какой тёплой в этом году была осень, какие прекрасные хризантемы расцвели в цветнике Благородной супруги, какими пышными и весёлыми были праздники, несмотря на выступления негодяев-смутьянов, недовольных летним наводнением и вздумавших роптать против воли пославшего его Неба…
— Так значит, всё же дошло до выступлений? — уточнила я.
— Да, в одной из провинций на северо-западе, — отмахнулся Иочжун. — Я уже послал туда войско. Скоро эта проблема будет решена.
— И велико ли выступление, ваше величество? Сколько там мятежников?
— А вот когда вернутся и отчитаются, тогда и узнаем…
Я не нашлась,
