что, правда, не болит? — не поверила подруга Алисы.
— Даже опухоль пропала, — нерешительно сказала Алиса, потрогав щеку.
На меня смотрели насторожённо, и я чувствовал, что должен что-то объяснить. Но за меня это сделал Саша.
— У Володи особый дар. Он может снять боль энергией рук. Сейчас все знают про экстрасенсорику, — сказал Саша.
— Что-то вроде колдовства или знахарства, — мромямлил равнодушно Стас. — Дожили.
— Фигня! — поддержал Стаса Владислав. Я читал и про всяких там телепатов, и про целителей. Наполовину вранье.
— Но зубы-то у меня не болят, — возразила Алиса.
— Значит, сами прошли от испуга, — заметил Стас. — Он же тебя чуть не силой потащил в другую комнату.
Слова Стаса задели меня основательно. На меня всегда неприятно действовали разговоры про то, что паранормальные явления объяснимы, что все целители — жулики; телекинез невозможен, да и гипноз — дело темное.
— Стас, ты уже выпил коньяк? — спросил я.
— Нет, а что? — насторожился Стас и застыл вдруг в той позе, в которой полувозлежал на диване. Потом он сполз на пол, на четвереньках подбежал к Кире и попытался лизнуть ей руку. Кира отдернула руку и забралась с ногами на диван. Стас гавкнул по собачьи и остался стоять на четвереньках.
Все замерли в изумлении, а Саша расхохотался.
— Володь, хватит, — сказал Саша. — Ну его.
Я вернул Стаса на его место, и он как ни в чем не бывало занял свою надуманную позу. Увидев, что все на него уставились как на прокаженного, он растерянно захлопал глазами, пытаясь понять, что не так.
— Вы чего вылупились на меня? — спросил Стас.
— Да ты Кирку до смерти напугал. Лаять на нее ни с того ни с сего начал. Я думала — взбесился, — проговорила Алиса.
— Это ты? — догадался Стас. — Подумаешь, какой маг и чародей нашелся. В собаку-то зачем?
— Помолчи, — засмеялась Кира. — А то он тебя еще во что-нибудь превратит.
— Извини, Стас, — сказал я примирительно. — Ничего я делать больше не собираюсь. Это, чтобы закончить ненужные разговоры про экстрасенсов. В отличие от той чепухи, которую иногда пишут в журналах, экстрасенсу не требуется проводить какие-то ритуалы и обращения к потусторонним силам. Это тоже наука и ее приёмы основаны только на силе нашего сознания. Официальная наука не признаёт экстрасенсорику, хотя с помощью экстрасенсов и парапсихологов много раз раскрывались преступления и вылечивались тяжёлые заболевания. И часто те, кто не верит в экстрасенсорику, сами пользуются услугами экстрасенсов и парапсихологов, когда не может помочь официальная медицина. Я знаю такие случаи и сам помогал не раз раскрывать преступления, о чем у меня есть официальные подтверждения. Вот так.
Все молчали. Видно я произвел впечатление своей речью. Потом Владислав попросил:
— Володь, а еще ты что можешь? Покажешь?
— Кое-что могу, но пользуюсь редко, — неохотно отозвался я не просьбу.
— Покажешь?
— Нет. Я стараюсь пользоваться этим только при необходимости, в крайних случаях, а потом, это всегда требует затрат энергии, — категорически отказался я от представления на публику.
Меня стала тяготить эта занудная тусовка. Я тихо сказал Саше, что хочу уйти, но он попросил остаться еще ненадолго и уйти вместе. Он тоже откровенно скучал. Пили коньяк, «артисты» танцевали твист и вели ленивый разговор о своих актерских делах. Кого-то из второкурсников пригласили сниматься в кино, кому-то после окончания посчастливилось устроиться в драматический театр Товстоногова, а кого-то взяли в Михайловский.
— Для меня сцена — кайф, так бы и стояла под светом софитов, — восторженно сказала Кира.
— Слава, красота, деньги и почитатели, а также сплошные красные дорожки, наряды, фуршеты и праздники, — с иронией продолжил я.
— А не надо иронии, — обиделся Владислав. — Да, слава, почитатели твоего таланта и фуршеты, и красные дорожки. А если нет самолюбия, не стоит и в профессию идти.
— Плохого я тоже ничего не вижу, но есть реальность. В актёры стремятся многие — об этом говорят огромные конкурсы, — но немногие понимают, что могут остаться невостребованными или прозябать до пенсии на третьих ролях. А экранный блеск — это только верхушка айсберга.
Я говорил это и понимал, что мною движет раздражение. Очень хотелось сбить спесь и умерить снобизм, которые я ощущал в поведении будущих актеров.
— А мы не многие, — самоуверенно с усмешкой сказал Стас. — Мы как раз из тех, кто будет востребован. Правда, Кира?
Судя по ответной улыбке, Кира не возражала.
— Слава — вещь небезопасная, — я поймал себя на мысли, что превращаюсь в моралиста, но продолжал, вытащив из глубины памяти проходную история про Нострадамуса:
— Младший сын Нострадамуса тоже мечтал об известности, которая бы затмила славу отца. Он предсказал гибель города Пузена в огне. Но для того чтобы пророчество сбылось, сынок совершил поджог лично. Только славы так и не снискал: его на месте преступления растерзали разъяренные жители города.
— Это ты к чему? — осторожно спросила Кира.
— К тому, что на детях природа отдыхает. Чтобы не стать тенью своих известных родителей, нужно не только иметь талант, но и пахать в поте лица, как пашет лошадь в поле.
— А без таланта, мы бы не учились в ГУКИ Там конкурс был сто восемьдесят человек на место, — обиделся Стас, и я почувствовал, что мои слова задевают его, и он начинает тихо ненавидеть меня.
— Ладно, — сказал я примирительно. — Может быть, я ошибаюсь: если есть династии шахтеров или свинарок, то почему не может быть династии актеров.
Стас зло сопел, девушки молчали, Владислав по статусу хозяина нейтрально не вмешивался в разговор, вовремя доливал коньяк в стаканчики и делал вид, что вечеринка удалась; а я встал, чтобы откланяться. Саша последовал моему примеру и произнёс: «Пора и честь знать». Алиса разочарованно сказала:
— А я думала, вы, Саша, споете с Владиславом, а я бы саккомпанировала на рояле.
Саша пообещал спеть в следующий раз, и мы покинули компанию, вполне возможно, будущих Каратыгиных, Волковых, Жемчуговых или Асенковых.
— Ты чего накинулся на них аки пёс? — засмеялся Саша, когда мы шли по Невскому, направляясь на свой Васильевский остров.
— Сам не знаю, — ответил я. Почему-то зло взяло: уж очень они не по делу успешные.
— А как ты сделал этот фокус со Стасом? Ты же ни слова не сказал, а он вдруг залаял. Со стороны зрелище не для слабонервных. Я поначалу тоже, как Алиска, решил, что он спятил.
— Это мысленное внушение. Мне не надо произносить в этом случае какие-то слова или применять некие действия для концентрации внимания. Во-первых, я всегда прекрасно знаю, с кем имею дело. Во-вторых, я знаю, когда этому намеренно не сопротивляются. Намеренное сопротивление мешает гипнотизёру.
