в этом признаваться, но теория, выстроенная воспаленным сознанием Крамби, вполне заслуживала если не признания, то, по крайней мере, права на существование. Более того, удивительно точно передавала свойственное Ему подчас чувство юмора.
Один непутевый студент, вынужденный жить под кровом своего богатого дядюшки, вместо того, чтоб прилежно штудировать науки, посвятил себя изучению совсем не тех искусств, которые штудируют в университете, но которые обещали богатство и успех куда раньше прочих. Он связался с одним из многих духов Нового Бангора и попросил того устроить богатому дядюшке самоубийство, рассчитывая на щедрое наследство. Дух, кем бы он ни был, выполнил свою часть уговора наилучшим образом. На следующий же день дядюшка покончил с собой. Но не благочестиво перерезав себе вены или приняв яд, а экстравагантным способом – открыв среди ночи все газовые рожки в доме. Студент, живший с ним под одной крышей, как ни странно, выжил, но наглотался газа в достаточной степени, чтобы из двадцатилетнего юнца превратиться в полупарализованную развалину, не способную без сиделки даже почесать себе спину.
Были и другие, чьи имена Лэйд зачастую даже не помнил, но истории которых сберег в памяти, чтобы напоминать себе о том, что даже у бессмертных чудовищ, не находящихся с человеком даже в отдаленном родстве, есть некоторое подобие чувства юмора.
- Допустим… - Лэйд кашлянул, - Допустим, кто-то из ваших ближайших сослуживцев в самом деле желал навредить вам. Для этого он должен был ненавидеть вас, не так ли? Но ненависти нужна причина и…
Крамби грустно улыбнулся уголком рта.
- Человеческая ненависть сродни пламени, мистер Лайвстоун. Оно достаточно горячее, чтобы прожечь даже бронированную сталь, однако при этом не очень привередливо по части топлива. Питать его можно самыми разными чувствами. Завистью, презрением, жадностью, отчаяньем…
- Кого вы подозреваете? - напрямик спросил Лэйд.
Крамби вздохнул и медленно выпустил воздух через нос.
- Никого, - произнес он так тихо, что пламя свечей почти не колыхнулось, - У меня нет четких подозрений, лишь смутные страхи. Но я знаю, что предатель из их числа.
Крамби замолчал, рассеянно выводя пальцем на столешнице бессмысленные фигуры. Может, охранные кроссарианские глифы?.. Лэйд украдкой присмотрелся, но секундой спустя вздохнул с облегчением – в узорах, чертимых директорским пальцем, определенно не угадывалось никакого смысла. Просто закорючки, плод рассеянной мысли.
Возможно, ему сейчас еще хуже чем мне, подумал Лэйд, ощущая неприятную скованность во всем теле. Меня гнетет лишь опасность, но к этому чувству у меня была возможность привыкнуть за многие годы, как привыкают к вину определенной марки. Ему сейчас должно быть стократ хуже, а внутренности, верно, терзают сотни голодных псов.
- Вы ведь слышали о корабельных бунтах, мистер Лайвстоун?
Вопрос был неожиданным, у него не было времени собраться с мыслями.
- Я… Совсем немного. «Баунти»[4], Спитхедский мятеж[5]…
- Иногда на кораблях вспыхивают бунты. Знаете, когда это происходит?
- Когда экипаж недоволен своим капитаном?
- Верно. Но вы не знаете, кем был предыдущий капитан. Из чьих рук мне пришлось принять флаг. Вам не пришлось быть знакомым с мистером Олдриджем.
Лэйд едва подавил глухое ворчание.
Опять это имя. Имя, которое под сводами этого здания произносилось так часто и с таким неизменным почтением, будто само здание было храмом, а его обладатель – здешним верховным божеством. Мертвым божеством, но оттого не менее могущественным. Сам Лэйд, слыша его, не испытывал надлежащего пиетета или священного трепета, одну лишь только горькую изжогу.
Этот джентльмен, заслуг и талантов которого он не имел возможности отрицать, был неприятен ему уже хотя бы тем, что отколол весьма неприятный номер. Втравил Лэйда Лайвстоуна в весьма скверную и паскудную историю.
Само по себе это не так уж странно, подумал Лэйд, изобразив участливый кивок. Многие люди из числа живших в Новом Бангоре, позволяли себе втравить меня в скверные истории. Некоторые им самими в итоге выходили боком, некоторые оставляли на моей шкуре очередные шрамы и подпалины. Некоторые я сам чертовски не люблю вспоминать. Но мистер Эмюэль Сожри-Его-Дьявол Олдридж, несомненно, обставил всех прочих. Причем дважды. Он умудрился втравить меня в скверную историю, будучи, во-первых, покойником, а, во-вторых, заочно, даже не будучи со мной знакомым. И в самом деле, потрясающий человек.
***
Крамби достал из жилетного кармана пачку душистых греческих «Муратти» и рассеянно закурил. Судя по легкой дрожи пальцев, он вполне восстановил душевный контроль, но все еще оставался под властью чувств.
- Когда капитаном был мистер Олдридж, на него едва ли не молились, - пробормотал он, жадно затягиваясь, - Вы уже знаете, какая слава за ним ходила. Кудесник, волшебник. Чертов финансовый гений. Великий колдун и заклинатель, способный силой мыслей менять биржевой курс и проникать в замыслы конкурентов. Его тут боготворили. Прикажи он вести документацию на рогоже вместо писчей бумаги или украшать петлицы свежими анчоусами вместо маргариток, оперативный совет выстроился бы по стойке «смирно» и отдал честь!
- Ну, судя по тому, что мне довелось слышать, подобное доверие он заслужил, - проворчал Лэйд.
- О, не сомневайтесь, - Крамби с удовольствием выпустил дым, - Каждую унцию этого доверия! Только мистер Олдридж мог, заявившись с утра в контору, продиктовать курс хлопка с такой точностью, будто в голове у него под цилиндром размещался маленький аппаратик Попова, связанный невидимыми проводами со всеми биржами мира. Только он мог невозмутимо пить кофе, пока мы все метались, ища способ разорвать кабальный контракт – он с его дьявольской прозорливостью уже знал, что контракт будет расторгнут другой стороной, причем наилучшим для нас образом.
- Значит, эта прозорливость и приносила ему деньги?
- В биржевом деле возможность предугадать события за несколько минут приносит сотни фунтов, мистер Лайвстоун. За несколько дней – миллионы, – Крамби усмехнулся, вглядываясь в висящий над столом сигаретный дым, - Знаете, однажды мы готовили сделку с «Рейнольдом и сыновьями». Крупная сделка на двадцать тысяч. Мотались точно белки в колесе, едва не падая от изнеможения. А мистер Олдридж посмеивался – «Притушите пары, мальчики. Если вы кинете наживку в воду прямо сейчас, то лишь спугнете его. Я хорошо знаю Рейнольда – пожалуй, даже лучше, чем он сам знает происхождение своих сыновей. Не торопите его, промаринуйте дня два или три
