рукописных стихотворений, проникнутых крайним цинизмом и известных под названием барковщины. И несмотря на то, что со смерти Баркова протекло без малого сто лет (он ум. в 1778 году)[114], его рукописные стихотворения и по настоящее время ходят в множестве списках (!), возбуждая сочувствие в неразвитой среде нашего общества»[115].
Издание 1872 г. заметного общественного резонанса не вызвало. Большее значение имели публикации С. А. Венгерова: его статья о Баркове в «Критико-биографическом словаре», небольшая подборка переводов в «Русской поэзии»[116] и собрание разнообразных материалов о нем в 5-м выпуске той же антологии (СПб., 1895). Публикация Венгерова послужила основой для целого ряда стереотипных брошюр, рассчитанных на то, чтобы привлечь внимание покупателей скандально известным именем автора. Под заглавием «Сочинения Ивана Баркова. Писателя времен Екатерины» в начале XX века у разных издателей вышли книжечки объемом в 12–16 страничек[117]. Здесь были перепечатаны статья Венгерова и тексты из 4-го выпуска «Русской поэзии» (две федровы басни и пять двустиший Дионисия Катона). Никакого самостоятельного значения данные издания не имели, лишь тиражируя статью Венгерова.
Очерк Венгерова знаменателен тем, что в нем впервые в русской печати приведены довольно обширные рассуждения о непристойной барковиане с апелляцией к конкретным рукописям, хотя и без каких бы то ни было цитат и пересказов. Но все же конкретный историко-литературный анализ подменен разговором о национальной нравственности русских, не к выгоде для них. Барков, по мысли ученого, явил собой «просто выражение низкой культуры его времени» и одновременно «кульминационное выражение» характерной «невоспитанности русской».
В 1920-1930-е гг., отталкиваясь от характеристики Венгерова, исследователи стремились наметить пути собственно литературоведческого изучения Баркова. Правда, конкретные штудии в основном уступали место декларациям, за разработку которых взялись лишь спустя десятилетия новые поколения ученых[118]. Что касается послереволюционных десятилетий, то тут следует отметить главу «Академический переводчик и срамной поэт Иван Барков» в книге Т. Грица, В. Тренина и М. Никитина «Словесность и коммерция» (М., 1929), где была предпринята попытка «концептуального» подхода к явлению барковианы с опорой на теоретические положения русских формалистов (концепции литературного быта и литературной эволюции, пародирования как историко-литературного явления и т. п.). Иначе к изучению темы подошел известный пушкинист М. А. Цявловский в связи с исследованием поэмы («баллады») Пушкина «Тень Баркова». Выясняя ее литературную традицию, Цявловский чуть ли не впервые извлек из рукописных сборников тексты барковианы и подготовил их к печати в качестве иллюстраций и параллелей к «Тени Баркова». Однако законченное в 1935–1936 гг. исследование Цявловского, предназначавшееся для академического издания Пушкина, издано не было[119].
Интерес к барковиане был и у другого выдающегося ученого, специалиста по русскому XVIII в., Г. А. Гуковского[120], которому, вероятно, принадлежит честь и первого публикатора в подцензурной печати подлинного барковианского (что не означает «барковского»!) текста.
О публикаторских намерениях Гуковского некоторое представление дает его переписка с редакцией «Литературного наследства»[121]. Уже в первом письме к И. С. Зильберштейну, обсуждая возможности публикации материалов. XVIII — начала XIX в., Гуковский намечает две темы: «подпольной стиховой литературы», включающей политическую и литературную сатиру, и второго комплекса, который «касается другого крыла подспудной поэзии — эротики, от Баркова до Лонгинова. В наст<оящее> время, как известно вероятно и Вам, М. А. Цявловский издает кое-что из Баркова и псевдо-Баркова. Конечно, такое издание, как, напр., Л. Наел., не может иметь дела с прямой порнографией; но хорошо было бы, вообще говоря, тем или иным способом ввести в научный оборот сведения о поэтах и поэзии, некогда игравших огромную роль в литературной жизни, а ныне вовсе неизвестных даже специалистам» (л. 1об.-2; письмо от 23/IX 1931 г.). В следующем письме, от 1 октября, планы Гуковского уже конкретизировались: в числе материалов вольной поэзии он называет «непристойные стихи об Анне Ивановне» (л. 6). Именно они по тексту одного из сборников ИРЛИ были с пропусками ряда слов опубликованы в подборке «Подпольная поэзия 1770-1800-х годов», подготовленной Гуковским совместо с В. Н. Орловым[122]. Судя по ответам редакции, особого интереса барковианская тема у «Литературного наследства» не вызвала; однако Гуковский продолжал предлагать: «Можно бы дать еще, напр., поэму полупохабную (без „слов“ заборных) из псевдо-барковианского наследия» (29/1 1935 г., л. 151об.). Но редактор и тут охладил пыл исследователя, разъяснив, что «этой статьей или публикацией сборник должен открываться, следовательно, она должна быть в достаточной мере выигрышной. Псевдобарковская поэма явно сюда не подойдет…» (31/1 1935 г., л. 152). Судя по всему, подспудное изучение данной темы в литературоведении того времени велось, о чем свидетельствуют указания комментаторов на помощь их коллег в работе с рукописями «непристойных» текстов.
Последующие случаи публикации (также с купюрами) текстов бар-ковианы в Советском Союзе связаны с изысканиями Г. П. Макогоненко. Ряд цитат был приведен в его статье «Враг парнасских уз», а в издание двухтомника «Поэты XVIII века» вошла «Ода кулашному бойцу»[123].
И лишь в последний год барковиана XVIII в. появилась на страницах «официальной» печати, но эта тема выходит за рамки нашего краткого исторического обзора.
Другое дело — русская «потаенная» и нелегальная зарубежная печать XIX–XX вв. В ней барковианские тексты были представлены давно, но из-за слабой изученности и доступности этого материала давать цельный обзор и тут преждевременно; остановимся лишь на нескольких эпизодах[124]. «Персональные» сборники стихов Баркова в нелегальной печати XIX в. нам неизвестны, правда, в подробно разбиравшемся уже очерке из несостоявшегося издания «Вакханалический певец» имеется указание в скобках: «В Германии издана книжка, собственно кажется в Дрездене, некоторых вакханалических стихотворений Баркова»[125], но следов данного издания обнаружить не удалось.
Под именем Баркова книги стали выходить за пределами России в XX в. Все это была, конечно, не подлинная барковиана, а более или менее поздние образцы обсценной поэзии. Наиболее известный среди них — поэма «Лука Мудищев», напечатанная как сочинение Баркова в Париже в 1969 г., затем неоднократно переиздававшаяся (в том числе в Лондоне: «Флегон Пресс»). В том же лондонском издательстве в 1981 г. была опубликована небольшая поэмка «Пров Фомич», тоже приписанная Баркову и сопровожденная вступительной заметкой, составленной А. Флегоном по материалам статьи Г. П. Макогоненко; эта публикация была подписана «Г. П. Макогоненко, доктор филологических наук, профессор Ленинградского университета», хотя к изданию советский ученый имел отношение не большее, чем сам Барков. В Тель-Авиве издательство «Рассвет» начало серию «Памятники русской поэзии XVIII века» книгой «И. С. Барков. Утехи императрицы»[126]. Все перечисленные тексты написаны не менее, чем спустя столетие после смерти «Баркова И. С», а скорее всего, все они (возможно, кроме «Луки») — поэтический продукт уже
