бы ее любить и защищать. Я смотрю на него и удивляюсь. Удивляюсь, что на излете жизни он думает не о себе, удивляюсь, что несмотря ни на что, он продолжает ждать. Ждать и верить. Он даже не стал менять мебель в квартире, боясь, что, вернувшись, она не узнает родного жилища. Я-то прекрасно знаю, что она не вернется.
Я знаю – что она ему хотела сказать в ту последнюю ночь. У них должен был быть ребенок. Чудесный малыш. Мальчик. Она хотела сделать ему сюрприз, когда случайный маньяк настиг ее в густом парке, недалеко от дома, изнасиловал, а потом жестоко убил. Он не был помешанным. Он тщательно скрыл следы преступления. Он спрятал ее труп, и тело так и не нашли. Я это знал. Знал всегда. А он продолжал ждать ее все эти годы.
Я пришел за ним, но мне кажется несправедливым, если он не дождется ее. Я сделал все возможное, что было в моих силах. Я нашел по ту сторону жизни ее бессмертную душу и привел за собой в этот мир. Но этого было мало. Я восстановил ее истлевшее бренное тело, вдохнул в него душу и наполнил былыми воспоминаниями. Теперь она знала, как он ждал ее все эти годы, как проводил все вечера, сидя в старом кресле и прислушиваясь к звуку шагов на лестнице. Она видела, как он, точно тень, ходит по пустой квартире, открывает платяной шкаф, смотрит на аккуратно сложенные ее вещи, вдыхает слабый, едва различимый аромат ее тела и духов. Затем благоговейно проводит рукой по висящим платьям, вспоминая свои ощущения, когда он обнимал и ласкал ее. Теперь она знает все, и у нее есть всего лишь несколько часов в этом мире. Потом она должна вернуться.
Я внимательно смотрю на него, когда на лестнице раздается легкий цокот шагов. Он продолжает сидеть неподвижно, очевидно ожидая, что шаги, как это уже бывало тысячу раз, пройдут мимо, исчезнув где-то на верхних этажах. Но шаги затихают. Возникает некоторая пауза. И, вдруг, он отчетливо слышит, как в двери поворачивается ключ. Он открывает глаза. Она, не зажигая света, легко входит в комнату, и, найдя его взглядом, быстро идет к нему, присаживается перед ним на колени, берет, и нежно целует его морщинистую руку. Она также молода, как и тридцать лет назад. Она точно такая, какой он ее помнил все эти годы.
– Здравствуй, милый. Ну вот я и вернулась. Ты извини, что я так задержалась, но теперь мы будем вместе. Вместе навсегда. – Она смотрит в его широко открытые глаза и улыбается.
Он, еще не веря в свалившееся на него счастье, берет ее за руку, словно желая убедиться в реальности происходящего. Она не исчезает, как это уже бывало в его снах, когда утром он просыпался, звал ее по имени, и только потом понимал, что все это лишь пустые грезы. Он чувствует нежность ее рук, улавливает легкий запах ее волос, ощущает тепло ее дыхания. Она живая, и она действительно вернулась. Он обнимает ее, и его тело сотрясается в бурных рыданиях. Слезы катятся по его лицу, смывая тяжесть прошедших лет, унося прочь болезни и страдания. Кажется, он молодеет на глазах. Седина уступает место темным волосам, морщины разглаживаются, кожа приобретает здоровый цвет. Он хочет пригласить ее за стол, чтобы, наконец, разлить так долго ожидавшую этого случая, бутылку вина. И тут он замечает меня. Сначала он удивленно смотрит на меня. Потом в его глазах читается понимание.
– Вы за мной? – В его глазах нет страха.
Я молча киваю.
– У меня еще есть время?
– До рассвета.
– Хорошо.
– Не буду вам мешать. – Я деликатно встаю и выхожу из комнаты.
Всю ночь они сидят друг напротив друга и словно юная влюбленная парочка то непрерывно болтают, то вдруг замолкают, глядя друг на друга.
Когда самые первые признаки рассвета трогают небо, когда еще только чутьем понимаешь, что начинает что-то меняться, хотя глаз еще не различает этих изменений, когда предрассветный ветер начинает сгонять облака с ночного неба, освобождая место для предстоящего восхода, я подхожу к нему сзади и кладу руку на его плечо.
– Пора? – Он поворачивается и пристально смотрит мне в глаза.
– Пора.
– Она пойдет с нами?
Я не успеваю ничего ответить.
– Я же обещала, что мы больше никогда не расстанемся. – Она смотрит на меня умоляющим взглядом.
Мне ничего не остается, как только кивнуть ей в ответ.
– Тогда мне ничего не страшно. – Они берутся за руки и смотрят друг на друга.
Взмах руки и они исчезают. Они уходят в мир, где нет болезней и старости, где нет боли и разлуки, где вечный свет и вечная любовь. Я напоследок осматриваю комнату. Догорающие свечи, на столе два недопитых бокала. Тишина. Дождь уже давно кончился. Скоро рассвет, но в комнате пока стоит сумрак. И я медленно растворяюсь в этом сумраке. У меня еще много работы.
Глава XXVI. Вместо эпилога
– Ты думал когда-нибудь, что мы вот так будем сидеть на тучке и болтать ногами?
– Нет, что болтать ногами, не думал.
– И еще ты говорил, что такой же Земли больше нигде нет.
– Так ее нигде и нет.
– А эта?
– Эта не такая же, эта похожая.
– Но ведь ОЧЕНЬ похожая?
– Пожалуй.
– А вон тот мужчина похож на твоего отца.
– А может и на меня. А вон та девушка – на твою мать.
– А мне кажется, что это я.
– Может и ты. Видишь, все совсем не так очевидно.
– Интересно, а их реальность может пересечься с нашей?
– С какой с нашей? С той, что сейчас, или с той, что раньше была?
– С нашей Земной.
– Может быть. Этого никто не знает. И как люди умудряются по разным реальностям путешествовать, тоже загадка.
– Слушай, а мы можем им помочь?
– Так они же сами не хотят ничего менять.
– Это потому, что их пока все устраивает. Но ведь может случиться что-то такое, что заставит их действовать?
– Да, наверное, сможет. Вот это, например.
Они закрыли офис, расположенный в небольшом особнячке в старой части города, и не спеша пошли вверх по улице. Было самое начало лета. Ранний вечер был тих и спокоен. Еще не было той изнуряющей жары, присущей середине лета, когда асфальт начинает плавиться под ногами, а все живое ищет спасительной тени. И тепло
