все верования всех поколений жителей Дивии всегда были их же собственной выдумкой, построенной вокруг загадки самой Дивии. Теперь я это окончательно понял…
Я кажется тоже начал кое-что понимать:
— Вы хотите сказать, что озарения и Двенадцать Тысяч Граней были всегда, но с веками менялось толкование их происхождения?
Танэ Пахау с уважением посмотрел на меня:
— Верны твои слова, мальчик. Да и говоришь ты не так, как должен малец твоих лет.
Я обвёл взглядом пыльную комнату с макетом Луны:
— Храм Движения Луны — это остаток прошлой религии, на смену которой пришла вера в Двенадцать Тысяч Создателей?
— Храмы разрушает не новая вера, а разочарование в старой. Поэтому новая вера не приходит сама по себе. У неё есть основание для этого.
— И этим основанием всегда была магия граней? Вокруг этой магии накручивались легенды о её происхождении?
Старец отшатнулся:
— Не говори таких слов, мальчик. «Магия» — это удел низких. У нас…
— Да-да, у нас — озарения. Прошу меня великодушно простить.
Танэ Пахау поставил фонарь на пол и устало опустился на лектус, сложив на коленях подрагивающие морщинистые руки. Даже не верилось, что этот старичок недавно победил двух сильных мужиков.
Я уже знал, что одно и то же озарение, например, «Порыв Ветра», давало разные эффекты, в зависимости от того, кому это озарение принадлежало. При толстой Линии Тела — один эффект, при твёрдой Линию Духа — другой. И так далее. По этой причине сообщник воров не смог убрать вихри, которые старец наложил на тела Илиина и Раккира.
Я провёл языком по сухим губам. Старичок понял моё затруднение и показал на большой сундук в дальней части комнаты.
В сундуке оказалось несколько металлических кувшинов с широким горлом. На стенке висел черпак. Набрав в него воды, я жадно напился.
— Я правильно понял, — спросил я, набирая второй черпак, — что благоволения можно было получать в любом храме прошлого, не важно каких богов он проповедовал?
Старик кивнул.
— Значит, у вас тут тоже есть Скрижаль Выбора?
— Где-то одна-две стоят, да. Не помню в какой комнате… Храм-то большой.
— И благоволение тоже можно получить в вашем храме?
— Конечно. Но никто давно не ходит в Храм Движения Луны за благоволением. В последний раз это было в те времена, когда борода моя была черна, как ночь.
Я зачерпнул ещё воды:
— Но почему люди всё-таки бросают одну веру и придумывают новую, если все верования дают одно и то же?
Танэ Пахау задумчиво произнёс:
— Основная толпа жителей живёт, под собой не чуя летающей тверди.
— Что это значит?
Старец провёл рукой по своей белой бороде:
— Сейчас в Дивии стало много таких жителей, которые усвоили какое-нибудь яркое озарение, но не сделали его своим предназначением.
— Почему?
— Потому что — ленивые дураки.
— Хм.
— То-то и оно. Эти дивианцы считают себя возвышенными только от того, что родились на Дивии.
— Весь мир у их ног, — вставил я.
— Вот-вот, очень мудрое замечание, молодой человек.
— Но разве они не правы? Разве рождение на Дивии не знак благоволения Двенадцати Тысяч Создателей?
Старец снова провёл рукой по бороде:
— Если сбросить этих нерадивых дивианцев в грязь, в город какого-нибудь нижнего царства, то они перестанут отличаться чем-либо от низких жителей.
— Почему?
— Если они не служат своему предназначению в Дивии, то почему они будут служить ему в низком царстве? Бездельник — везде бездельник. Что в грязи, что в небе.
— А раньше было не так?
— Спрашиваешь! Во времена царства Движения Луны никто не ленился. Все служили своему предназначению. Каждый Храм Движения Луны строго следил за делом каждого. Благоволения не раздавались направо и налево, по любому капризу. А теперь что? Сплошная лень, разврат и «Игра Света». С низкими не воюют, а торгуют, как с равными! Тратят свои озарения и золото на постройку и украшение акрабов, да носятся на них по небу, как птицы перед бурей. А одежда? Срам сплошной. Женщины перестали полностью покрывать грудь и ноги!
— Есть такое, — кивнул я. — Очень красиво.
А старец горячо продолжил:
— И вообще, раньше одежду делали вот какую, как мой халат. Всю жизнь ношу и не изнашивается. И это обычная ткань, без всякого озарения! А сейчас такую разве делают? Ткачей-то не осталось нормальных. Всё покупают у низких! А те разве могут дать такой ворс и плотность? Ага. Куда там! А железо-то какое стали выплавлять? Ржавеет после первого дождя! Или вот еду взять: мясо озарённое варят! Додумались же. Раньше поел простого озарённого хлеба — и в бой с низкими! А теперь мясо жрут, но и не воюют, вот и растолстели все.
Я понял, что разговор перетёк в русло «в старые времена было о-го-го, не то, что сейчас». Даже почудилось, что ещё немного и старец скажет: «Сталина на вас нет!»
— Ваша правда, — поспешно согласился я. — Заодно хочу поблагодарить вас за спасение.
— Я тебя ещё не спас, — заметил Танэ Пахау. — Ты сейчас всё расскажешь мне. Откуда ты пришёл на летающую твердь? Почему речь твоя звучит неправильно, будто ты недавно выучил наш язык? И почему у тебя двадцать четыре тысячи граней? Сколько живу, никогда такого не слышал.
— А если не расскажу?
— Я верну тебя к твоим преследователям.
Я выпил очередной черпак воды. Потом сел на холодный пол рядом с фонарём и сказал:
— Меня зовут Денис Лавров. Я сознание другого человека в теле этого мальчика. На самом деле я прибыл из…
* * *
Танэ Пахау слушал меня так же, как мама Самирана: внимательно и не перебивал. Теперь я знал, что это одно из правил этикета Дивии. Если ты попросил кого-то рассказывать, то сиди молча и слушай, не перебивая и не задавая тупых вопросов.
Как и мама Самирана, старец не стал спрашивать меня, что такое «цэрэушник», «Узбекистан» или «Яндекс-навигатор».
Рассказав о своём перемещении в тело Самирана, я поведал и о том, что было дальше. Как вычислил воров граней, а так же то, что моё перемещение стало ошибкой во время грязного колдовства.
— На самом деле ворам граней нужны не грани, а Моральное Право, которое они научились повышать в обход благоволений, — завершил я.
Танэ Пахау погладил бороду:
— Мало кому дано знать, что было {{на самом деле.}}
Я усмехнулся:
— Но вы-то, конечно, знаете?
Старец поднялся с лектуса и как-то слишком проворно прошёл по комнате. Провёл морщинистой ладонью по бокам лунного макета, стирая пыль.
— Хотя я и знаю, что в теле этого мальчика — мужчина, но навряд ли ты старше меня.
