— Не считая яиц.
Расчет помолчал, сосредоточенно жуя.
— Да, яйца… Тут будет работы на целую лабораторию биологов. Может, корабль был рассчитан на колонизацию.
— Возможно, мы, люди, — не единственная раса, начавшая обживать другие планеты, — предположила Зельда. — Расчет, а что, если этот корабль был не один?
— Если тут и были другие, то, надо полагать, им повезло не больше, чем этому. Никто и никогда не сообщал о встрече с чем-либо похожим на это синее чудовище. По крайней мере я об этом ничего не слышал.
— Планета большая.
— Правильно. Но агрессивная разумная раса уже дала бы почувствовать свое присутствие. Мы находимся здесь уже несколько десятилетий.
— Да уж, с виду они были агрессивные, это точно. — Зельду передернуло. — Однако это им не помогло. Они не выжили.
— Благодаря тебе.
Эти слова потрясли ее до глубины души. Она только сейчас поняла, что она сделала: уничтожила единственных присутствующих в их системе представителей разумных существ, знакомых с принципами движения между звездами! Эта мысль ее ужаснула.
Увидев, как изменилось ее лицо, Расчет поспешно сменил тему разговора:
— Интересно, сколько времени пролежали те яйца? Скелет в ящике свежим не назовешь. Он мог пролежать в корабле сотни лет. Но яйца все еще не потеряли жизнеспособность.
— Вероятно, зародыши могли очень долго сохранять жизнеспособность внутри скорлупы, ожидая благоприятных условий развития, — предположила Зель-да. — Может быть, пилот корабля был ранен во время аварии. Он пошел на мысленный зов и оставил яйца — как ему показалось, в безопасности. Видимо, телепатический зов срабатывает с любым разумом. Он установил собственный защитный механизм, который был рассчитан на то, что зашедшее в прибежище существо в конце концов станет пищей для детенышей. А потом он вернулся в корабль, чтобы умереть. Ящик, в котором мы нашли скелет, мог быть неким медицинским устройством.
— Которое сломалось.
— Как ты любишь повторять, на Ренессансе очень трудно сохранять механизмы в рабочем состоянии. — Она улыбнулась. — А вот у тебя это неплохо получается.
Расчет пожал плечами:
— Я же тебе говорил: я всегда неплохо работал руками.
— Мы с тобой — хорошая команда, не так ли? Мои мозги плюс твои мускулы.
Расчет кинул на нее иронический взгляд:
— Может, я и не гений, как твой друг Мерсер, но время от времени я соображаю что к чему. И я по-прежнему могу отобрать у тебя весь сардит в «Свободном рынке».
При упоминании о Мерсере, Зельда вздрогнула. Она уже очень давно не вспоминала ни о нем, ни о Клеменции. Веселые огоньки в ее глазах потухли, и она грустно согласилась:
— Да, ты по-прежнему лучше меня играешь в «Свободный рынок».
Расчет мысленно чертыхнулся, спрашивая себя, какого дьявола ему понадобилось вспоминать о ее
Герое, Мерсере. Зельда права: руки у него работают хорошо, а вот голова — не очень. Расчет медленно доел свою порцию, ощущая, что Зельда вся ушла в свои мысли.
Она думала о Клеменции. Расчет нисколько в этом не сомневался. У него сжалось сердце: она думает о Клеменции и возвышенных отношениях, не испорченных волчьей страстью. Расчет честно спросил себя, что он может предложить Зельде в сравнении с мудрым и далеким Мерсером. Кабине «Окончательного Расчета» далеко до ухоженных садов и сверкающих фонтанов Клеменции. Это — не место, где благовоспитанная девушка захотела бы поселиться с мужчиной, который иногда злоупотребляет выпивкой и который часто будет прикасаться к ней с желанием, ничуть не напоминающим платоническое чувство.
— Ты собираешься прекратить свои поиски, Зельда?
Заморгав, она вернулась к действительности и печально улыбнулась Расчету:
— С меня достаточно вторжения посторонних в мои мысли. Наверное, надо родиться голубем, чтобы спокойно воспринимать то, что кто-то или что-то оказывается у тебя в голове.
— Да, это как-то нехорошо, — согласился он. — Мне не нравится, когда мною управляют. Не важно, с хорошими намерениями или с плохими. А в последние дни этого управления было так много На всю жизнь хватит.
— Во всяком случае, мы научились сопротивляться этому, — напомнила она ему.
— Мне по-прежнему претит мысленный контакт. — Расчет отставил в сторону пустой поддон и стал смотреть на огонь пламенника. — И я никогда это не приму.
Зельда тоже стала смотреть на пламя.
— Я же сказала — наверное, надо родиться голубем, чтобы мысленный контакт казался естественным. А я не родилась голубкой.
— Но растили тебя, как голубку.
— Да.
— Зельда, — спросил он, и вопрос помимо его воли прозвучал очень резко, — ты ведь можешь вернуться на Клеменцию?
Она удивленно подняла брови:
— Конечно. Никто меня оттуда не выгонял. Я уехала по собственному желанию. Там мой дом. Я могу вернуться когда захочу.
— И снова работать в архиве?
— Пусть я и не голубка, но архивариус я хороший, — твердо ответила она. — И потом, я единственный архивариус, который пожелал специализироваться на истории первопоселенцев. Вся эта область практически известна только мне одной.
— И что бы они без тебя делали?
Он попытался произнести эти слова как шутку, но у него это плохо получилось. Зельда приняла его вопрос серьезно.
— Они отправили бы книги о первопоселенцах в самый конец списка приемлемой литературы. Ничего страшного. Они и так находятся в самом его конце. Я
Только один раз добилась от Мерсера признания, что социологические моменты некоторых древних традиций не лишены интереса. Но это все.
Расчет мрачно смотрел на нее. Она может вернуться обратно — и вернется. Он не может предложить ей ничего. Она не захочет остаться. Ничто не может сравниться с Клеменцией. Она вернется домой и заберет с собой всю нежность, преданность и страсть, которые вошли в его жизнь вместе с ней. Его рука, лежащая на колене, сжалась в кулак, но он заставил себя распрямить пальцы. Она не должна ничего заметить. Он довезет Зельду до Попытайся Опять, посадит на рейсовый корабль — и расстанется с нею навсегда. У него сжалось сердце. Расстанется навсегда! Ему представились будущие долгие годы, пустые, как окраины галактики.
— Нам пора ложиться. День был тяжелый.
Поднявшись, он начал привычно проверять защитные экраны. Краем глаза он видел, как Зельда собрала остатки ужина и навела на поляне чистоту. Еще через несколько минут она скрылась в палатке. Расчет возился как можно дольше, представляя себе, как она забирается в свой спальник и закрывает его. Когда дел больше не осталось, он пошел в палатку.
Зельда погасила свет, так что прошло несколько секунд, пока его глаза привыкли к темноте. Тем временем Расчет скинул с себя рубашку и стащил сапоги. По привычке положив портупею и бластер рядом с собой, он на ощупь стал искать отверстие своего спальника, намеренно не глядя на второе спальное место. Если он
