Боль остаётся — уже ненавязчивая, незаметная на фоне того, как я выгибаюсь дугой после всего лишь второго толчка.
— Девочка моя! — Одна его рука удерживает меня за бёдра, в то время как вторая лежит на спине. — Любимая…
И пусть он всё ещё боится сделать мне больно, пусть осторожничает и сдерживается — мне хватает и этого. Вцепившись в его плечи, с каждым новым движением всё сильнее подаваясь вперёд, с протяжным: «Да-а!», я проваливаюсь в темноту, чувствуя как оргазм двойной судорогой проходит по всему телу.
И обмякаю после его хриплого рыка.
— Ты… — Чтобы отдышаться, Ян делает глубокий вдох и выдох. — Как ты?
— Всё хорошо, правда, — чувствуя дискомфорт, когда он выходит, я тянусь следом и получаю головокружительный, полный нежности, поцелуй. — Где-то здесь был твой свитер…
— Тебе ещё холодно? — с какой-то совсем невероятной, словно он всё ещё не верит в происходящее, улыбкой, Ян обнимает меня двумя руками.
— Мне давно не было лучше, но одеться хочется, — подняв голову, наверняка также улыбаюсь я.
Мы впервые обнимаемся вот так — без подтекста, без лишних мыслей. Просто потому, что разжать объятие кажется преступлением.
— У меня целая коллекция футболок, — веселится Ян и под мой визг неожиданно подхватывает меня на руки. — Пошли, покажу…
Ужин оказывается волшебным. Не потому, что это самые вкусные тосты в моей жизни — из-за его взгляда, который не отпускает ни на миг. Из-за молчаливых улыбок, которыми мы обмениваемся, не в силах остановиться. Из-за предвкушения.
Не того, которое сопровождало все наши предыдущие встречи. Это другое — словно укрывающее мягким пушистым пледом остатки чувств, что все эти годы были где-то слишком глубоко. И под воздействием этой трепетной нежности они возвращались, обещая что-то настоящее и искреннее.
Или это всё придумываёт моё, взбудораженное вечером, сознание.
В любом случае, думать об этом, глядя как Ян, отделённый от меня лишь метровой столешницей острова, ловко сооружает овощные тосты, невозможно. Улыбка и, наверняка глупый, светящийся взгляд — вот всё, что я сейчас могу.
— Я лопну, — честно предупредив, я кусаю третий по счёту тост с сыром, огурцами, помидорами, перцем и какой-то хитрой заправкой с душистыми травами.
— Сделать ещё? — с хитрой улыбкой прищуривается Ян.
— Ни за что, — помотав головой, я по-детски слизываю с пальца каплю пряного соуса и натыкаюсь на его взгляд.
Следующий глоток даётся с трудом, а в горле разом пересыхает. Но нет, Ян встряхивается и возвращает былое веселье.
— Я и так поправилась, — добавляю я, откашлявшись.
— Я не заметил, — легко пожав плечами, он отворачивается, чтобы проверить тостер.
И хорошо, что отворачивается, потому что есть я больше не могу, засмотревшись на сильную спину, футболку Ян так и не надел. Но даже его обнажённое тело — пустяк, по сравнению со столом, на который я демонстративно не смотрю. Потому что дорожка, бокалы и графин, конечно, возвращены на законные места, а лужа из разлитой воды отсутствует, но памяти это не мешает.
А мне нельзя.
Я и так рисковала, хотя по-хорошему стоило подождать ещё неделю-две.
— Устала? — Встрепенувшись, я возвращаюсь в реальность.
Реальность смотрит на меня глазами облокотившегося на столешницу Яна. И предлагает подискутировать на тему того, насколько волнующим выглядит большой и сильный мужчина, во что бы то ни стало решивший тебя накормить. Дискуссия заканчивается мыслью, что мне пора спать.
Или домой.
И пусть последнее правильнее, первое в тысячу раз убедительнее.
— Очень. Постелишь на диване? — В игру вступает мой прищур и хитрая улыбка.
— Смешно, — хмыкает Ян, подходя ко мне. — Держись!
— Не надоело носить меня на руках? — даже когда он ставит меня на ноги в спальне, я не прекращаю обнимать его за шею.
— Я только начал, девочка моя, — заправив прядь мне за ухо, многообещающе улыбается он, — я только начал.
— Ты здесь, — подняв глаза, я смотрю, как Кир с улыбкой заходит в кабинет и садится в кресло. — Привет.
— Ты меня удивляешь. — Ладно, вчитываться в Алёнин отчёт изначально было провальной идеей, поэтому распечатка откладывается без особых сожалений.
— Надеюсь, приятно?
— А то! — хмыкнув, я откидываюсь на спинку стула. — Ко мне редко залетают птицы твоего полёта просто на поболтать.
— А я не просто, — подавшись вперёд, прищуривается Кир. — Готов потратить ещё час своего бесценного времени и свозить тебя на обед.
— Меня пугает твоя щедрость, — веселюсь я, скидывая документы в ящик. — Ради таких жертв я даже соберусь быстро. — Сумка в руке, платье поправлено и… — Готова. Вези меня, Кирилл Александрович, хоть на край света. Только через час верни, — добавляю я, фыркнув, — у меня поставка скоро.
Глава 45
— И как дела? — задаёт самый идиотский вопрос один из самых умных, знакомых мне, мужчин, стоит нам сесть и разобраться с меню.
— Работаю, — иронично развожу я руками.
— И всё? — враз нахмурившись, Кир поднимает глаза к потолку. — Над нами слишком яркая лампочка, — насмешливый взгляд спускается на меня, — или это ты светишься так, что глаза режет?
— Боже, это мой друг Кирилл Самсонов или новый юморист из стенд-апа? — притворно ахаю я, приложив руку к сердцу.
— Я два в одном, — весело хмыкнув, Кир подаётся вперёд. — И кому мне сказать спасибо?
— За что?
— За возвращение тебя к жизни, — покачав головой, он не сводит с меня внимательного взгляда. — Я давно не видел тебя такой.
— Какой? — Телефон перевёрнут экраном вверх, но маленький голубой огонёк не мигает, а значит, новых сообщений нет.
— Спокойной. — Нет, понятно, что временами я перегибаю палку, но не до такой степени, чтобы даже Кир считал меня истеричкой. — Мягкой, расслабленной и… счастливой? — Подбирает он вопрос, на который у меня нет правильного ответа.
— Тебе кажется. — Попытка спрятаться за насмешливой улыбкой прокатила бы с кем угодно, но не с ним.
— Мне — не кажется. — Официант приносит мне безалкогольный мохито, а Киру зелёный чай. — Просто скажи, что всё хорошо.
Хорошо ли?..
— Думаешь, это так просто, взять и вывернуться наизнанку? — Коктейль оказывается невкусным, хотя, может мне просто комфортнее давить лайм трубочкой, чем смотреть Киру в глаза.
— А ты выворачешься? — Ещё один вопрос из разряда запретных. В ближайшие недели точно.
Потому что ответить «нет» страшно, а «да» стало бы ложью.