Утомленное солнце, нежно с морем прощалось, В этот час ты призналась, что нет любви.
Довоенный репертуар – тогда ни один танцевальный вечер без этой мелодии не обходился! И тот, 21 июня, на Петроградке, в клубе на проспекте Максима Горького, я уже студентка второго курса, с Санькой Голядиным танцевала, после он меня провожал до дома на Плуталова, в белую ночь, и даже поцеловались мы на прощание… а немцы в это время уже нашу границу переходили! И Саня в ополчение пошел, и как я после узнала, уже в августе сгинул без вести в бою где-то возле станции Толмачево. Но это после было – а тогда, домой бегу по лестнице на наш четвертый этаж, и папа с мамой меня бранят за то что задержалась допоздна – но без злобы, а потому что положено так. А если и правда, есть где-то «линия» времени, где родители мои живы остались – понимаю, что не мое это время, и остаться там я бы не могла, но так хотелось бы заглянуть, еще раз увидеть, хоть слово сказать!
– Аня, что случилось? – Лючия спрашивает тревожно, рядом садясь на диван – ты плачешь?
Слезинка всего лишь по щеке. Нет, Люся, ничего – просто вспомнилось то, чего нет уже. И не вернуть – ну, если только и правда не научимся здесь открывать двери в параллельные миры. Люся, скажи, а ты бы хотела, как в сказке Гайдара, время повернуть и начать жить сначала, если бы было возможно?
– Аня, ты ведь этого не захочешь? После того, что тут с нами было, ну как от всего отказаться, зачеркнуть?
Не захочу, верно. Спрошу иначе. Есть ли в прошлом у тебя что-то такое, о чем сейчас жалеешь и хотела бы переиграть?
– Конечно, есть! И у любого – мы же все ошибки делаем и на них учимся? Но как иначе вперед идти? Аня, да что с тобой? Откуда такая тоска – ты сама на себя не похожа! Праздник ведь сегодня – ты оглянись вокруг!
Просто устала. На этой неделе решали наверху, по поводу известного тебе острова в теплом море. И от того, что решим, многое зависит – включая жизни людей, которые ты и не видела никогда.
– Аня, ты именно устала! Расслабься, знаешь ведь самый простой способ – Лючия лукаво прищурилась – когда мы с Юрием за собой двери в спальню закрываем, и наутро я как роза свежа и полна сил! А те, кто «не надо, не сегодня, спать хочу, голова болит» – просто дуры!
Так если посчитать, вот в этом месяце, в декабре, сколько раз мы в этой квартире вдвоем были? Михаил Петрович в Сормово и на Севмаш ездил, я в Ленинград – тоже, дело было.
– Значит, надо больше ценить те избранные дни, когда вместе – говорит Лючия – как в песне, про сто часов вдвоем. Аня, ну ты бы знала, что у нас с Юрой бывает, когда он после отсутствия возвращается!
И римлянка улыбнулась – улыбкой кошки, съевшей полный горшок сметаны.
– Расслабься! И приезжай к нам в «РИМ», что-нибудь тебе подберем, из новой коллекции. А сейчас не думай ни о чем – как говорят, проблемы надо решать, когда они приходят!
Ну да – а у меня такой мерзкий характер, что когда мне хорошо, я боюсь, что завтра так не будет! И вспоминаю слова, что мне Михаил Петрович передал – что сказал в ином времени друг его отца:
– Как американцы высадились на Луне, из нас словно стержень вытащили. Делали все – уже как по инерции. И еще больше отставали.
А вот не будет здесь такого! И среди прочих мер, послезнание очень важно – заранее что-то обеспечить! Так, знаю я, в планах на уже этот, пятьдесят шестой год – запуск ракеты к Луне, с выходом на лунную орбиту и фотографированием поверхности. И немалая роль в наших планах отведена одному замечательному человеку, который в иной истории умер от сердечного приступа в июле этого года, в возрасте всего лишь пятьдесят семь! Венцель Дмитрий Александрович, баллистик и расчетчик «от бога», профессор, генерал-майор, начальник кафедры Академии ВВС имени Жуковского. Между прочим, дворянин и офицер царской еще армии – но никаким «сталинским репрессиям» не подвергался. А еще, муж Елены Сергеевны – которая знаменитый учебник по теории вероятности написала. Здесь его подлечили – в том числе, и трудами уважаемого Бахадыра. Так что этот достойный человек в строю – и совершит еще славные дела, в рамках советской космической программы.
– Пойдем, тряхнем стариной – Михаил Петрович, мой Адмирал, меня на вальс приглашает.
И Лючия, мне улыбнувшись, на Юрку взглянула, чего ж ты ждешь? Он понял, встал, ей руку протянул. А Валя печально сидит возле радиолы. Так сам виноват – пришел бы с Тамарой, не мучился бы сейчас!
Гурченко с экрана поет, про «пять минут».
Все же хорошо, что в Советской стране живем! А американцы – да пусть они все к чертям провалятся, в свой кратер Йеллоустоун!
Мэтт Роджерс, капитан транспорта «Линда Говард».
Вот ведь судьба – как крутит! Десять лет (или чуть больше) прошло, как русские были нашим союзником – а сейчас, враг покруче Гитлера и микадо, по крайней мере у них супер-Бомб не было! Ну а как я из машинного на мостик попал – так я начинал когда-то как штурман, после уже в кочегарку, ну а как в конце той Великой Войны пароходы у нас в Штатах со стапелей пошли, как с конвейера (а гунны еще и успевали их топить, причем вместе с командами) – ну вы поняли, возник дефицит, корабли есть, людей не хватает, да ведь и война еще – лучших Флот себе брал. И ставили на должность по принципу, «хоть кота, если нет под рукой собаки». Ну а я в сорок третьем тонул в Атлантике, попал наш «Эллсворт» под торпеды немецкой субмарине! Повезло, что спасли – и не хочется снова в море, а надо, кормиться-то чем? Что-то еще с прежнего образования помнил, так и понеслось, сначала второй помощник, затем старпом, и вот, год уже, капитан этой посудины. «Линда Говард» – а пес ее знает, кто это, вроде дочка или жена прежнего судовладельца. Менять название не стали – и не мешает, и примета плохая.
Возили мы после той войны – много чего. И нашу помощь в Европу, а то лягушатники бы там с голоду померли. И в Китай всякое, чтоб «наш» Чан Кай Ши сумел бы коммунистов победить. Во Вьетнам бывало – там самое поганое! Во-первых, на подходе к Сайгонскому порту запросто можно было на мину напороться, или попасть под обстрел вьетконговцев с берега – а мы считаемся гражданскими, нам за такое если и платят дополнительно, то сущие гроши! А во-вторых, что там коммунисты в мае учинили, это просто ужас, и слава господу, нас там не было, а то ведь и трупов не нашли, кто тогда у стенки стоял!
Пришли в Гуаньчжоу 31 декабря, помню точно – последний день года. А там, ну просто содом и гоморра и вавилонское столпотворение, вместе взятые! Все в панике, бегают, орут – у местных китаез спрашиваю, ни черта не понять, лишь твердят, «мы все умрем, и вы тоже». Нашел в портовой конторе, кому должен был груз сдать – и узнал. Что оказывается, русские нам ультиматум выставили, бросят сюда свою супербомбу, в двести раз более мощную чем та, что в пятидесятом, на Шанхайский порт – и кто не уберется до того, они не виноватые! И что трое суток всего осталось до истечения срока!
