Декабрь 1846 г.
Глава тридцать девятая
Партию, двинувшуюся вперед на снегоступах, Мэри окрестила «Зыбкой Надеждой» – ведь их отряд и был последней зыбкой надеждой для всего обоза. В итоге за подмогой отправились всего ввосьмером: Мэри со Стэнтоном; ее сестра Сара с мужем, Джеем; Франклин Грейвс, выглядевший совсем разбитым и отощавший вдвое против прежнего; Сальвадор и Луис – двое мивоков, приехавших с ранчо Джонсона вместе со Стэнтоном; и, наконец, Уильям Эдди.
Мерфи и Брины от участия в вылазке отказались, чему Мэри только обрадовалась. Затею их оба семейства подняли на смех, предсказывая, что смельчаки вернутся на следующий же день – если не замерзнут в дороге до смерти. Вправду ли Сальвадору с Луисом так уж хотелось идти за помощью, оставалось неясным: их преданность Стэнтону имела свои границы. Скорее всего, они просто опасались остаться среди людей, совсем недавно пристреливших мальчишку-пайюта.
Брать с собой много уходящие постеснялись: ведь в лагере оставалось столько голодных ртов… Вдобавок, Патрик Брин с Доланом заявили, что им не стоило бы брать с собой вообще никаких припасов: все равно, дескать, на смерть идут, и добро пропадет понапрасну.
Провизию в путь собирали с расчетом. Все они изрядно ослабли, и если потребуется бежать, каждая лишняя унция скажется. С собой прихватили топор, моток веревки, обвязанной вокруг талии Эдди на манер пояса, и на каждого по одеялу, накинутому на плечи вместо плаща. Стэнтон с Эдди взяли в дорогу ружья. Маргарет Рид с Элизабет Грейвс украдкой подсунули им вяленой говядины еще дня на два-три. В последнюю минуту Мэри заметила, что Стэнтон распихал по карманам шубы какие-то мелочи, но что именно, не разглядела.
Тем утром, когда их отряд покидал лагерь, снегопад унялся – добрая примета. Элизабет наскоро поцеловала отца. Подобных знаков привязанности Мэри не замечала за ними давным-давно. Гибель Уильяма и Элеоноры едва не свела мать в могилу.
Прощаться с братьями и сестрами оказалось нелегко. Расстаться им предстояло впервые в жизни. Три младшие сестренки и оба брата крепко обняли Мэри с Сарой.
– Не плачьте. Мы приведем помощь и снова все будем вместе, – сказала Мэри и обняла их в ответ, сама не зная, верит ли сказанному.
С первыми проблесками зари, окрасившей горизонт ярко-розовым с легкой просинью, отряд из восьми человек двинулся в сторону гор.
Глава сороковая
Прошла всего-то неделя, а Стэнтон изрядно состарился. Воспалившиеся, ослепленные снегом и солнцем глаза нестерпимо ныли; бессчетные пики, возвышенности и долины вокруг терялись под белым покровом, сливались в единое целое. Шел их отряд, насколько можно было судить, часов этак по десять в день, однако проделал за все это время не больше полудюжины миль. Так до людей, за подмогой, придется идти месяц с лишним.
Съестных припасов с собою взяли на пять дней, и потому есть начали только по вечерам.
Счет дням вела Мэри, завязывая узелки на длинном коричневом шнурке, выдернутом из подола юбки, и каждый узелок словно бы стягивал нечто, трепещущее в груди – крохотную частицу души, еще способную откликаться на мысли о любви. Удивительно, как Мэри вообще управлялась с этими узелками, как ее пальцы сохранили способность гнуться, хотя его собственные, растрескавшиеся, почерневшие на морозе, нередко отказывались повиноваться даже после того, как отогреешь их у костра.
По вечерам он, изнуренный, удерживаемый на ногах только какой-то животной силой, упорно цеплявшейся за жизнь, собирал хворост. Спали, когда удавалось уснуть, сидя, сгрудившись вокруг открытого огня. Ночами Чарльз, Эдди, Франклин Грейвс и Джей Фосдик по очереди несли караул, хотя Грейвс быстро сдавал, и порой по утрам его было не добудиться.
Обычно снег под костром таял, так что к утру спящие путники оказывались на дне ямы глубиной футов в шесть, если не больше, и подъемы наверх по крутым белым стенам стоили им немалых усилий, а лишних сил не осталось ни у кого. Стэнтон со страхом ждал того дня, когда один из них ослабнет настолько, что не сумеет выкарабкаться.
Волков или еще какого-либо зверья поблизости не наблюдалось уже который день. Казалось, их и след простыл, однако, как только путники начали слабеть, Стэнтон почувствовал: положение изменилось. Из лесу начали доноситься то негромкие голоса, то шорох мягких, быстрых шагов среди мертвых деревьев. Он знал: обычно хищные звери подолгу преследуют раненую, умирающую добычу, ждут, пока жертва не выдохнется. Ушедшие из лагеря на снегоступах умирали медленно, но верно, и пораженные неведомой заразой волки, конечно же, это почуяли.
Еще один день непроглядной тьмы обернулся ослепительной белизной окрестных земель. Наступлению ночи Стэнтон радовался от всей души – хотя бы потому, что ночь обещала отдых глазам. В последнее время ему нередко казалось, будто глаза кровоточат или кто-то щекочет под веками острием ножа, а Эдди, тоже на время ослепшему, пришлось не один день идти, цепляясь за Стэнтонов пояс.