Шут моё недовольство его появлением проигнорировал. Так, очередную открывшую на меня брачную охоту леди он обезвредил в своей обычной манере и, вероятно, явился для получения оговоренной премии за подобную помощь. Хорошо, что душа моя, похоже, пропустила его слова мимо ушей. Не хотелось бы, чтобы она расстраивалась или переживала о чём-то.
Пока я искал повод и слова, чтобы выставить Тимофея, тот, к моему ужасу, заметил тихонько сидящую на диванчике мою птичку и повернулся к ней. В его мыслях тут же мелькнуло желание попробовать её поцелуй на вкус и полюбоваться на стройные ножки без вороха юбок. На глаза упала красная пелена.
Грохот и испуганный вздох моей малышки. Тимофей с растерянным видом раскинулся на полу, мысленно интересуясь, какая бешеная блоха меня укусила, но, к счастью, не пытается встать. Если бы он хоть пошевелился…
Вдох. Медленный выдох. Я не могу его убить за одни только мысли. За спиной моя птичка, она не простит, если на её глазах я кого-нибудь покалечу. Тимофей замер, увидев что-то в моих глазах. Пожалуй, стоит сказать, за что он пострадал.
– Хоть жестом, хоть словом, хоть взглядом, хоть отголоском мысли ты позволишь себе хоть что-то в отношении этой леди, и я не стану сдерживаться.
Кажется, он поверил. Очень надеюсь, что больше он к ней не приблизится и на пушечный выстрел.
А душа моя? Я её сильно напугал? Ох, боги! Она, добрейшее создание, боится не моих порывов, а того, что из-за неё мой гнев может быть направлен на невинных, в её понятии, людей.
Я задохнулся от нежности. Обнять бы её, прижать к себе и не отпускать, беречь от любых невзгод, но нельзя. Золотая клетка, равно как и проявление слабости перед помощниками и Тимофеем, не лучший выход. Сейчас я должен её отпустить.
Леди Валерия, Ляля, появилась как нельзя вовремя. Бросила на меня вопросительный взгляд и, когда я незаметно кивнул ей в ответ, увела мою малышку. Хорошо. Теперь шут.
Я медленно вернулся за стол, положил руки перед собой, тяжело посмотрел на Тимофея.
– Можешь встать. Медленно, без лишних движений.
Он, кряхтя и демонстративно потирая ушибленные места, поднялся. М-да, хорошо я его приложил, придётся ему всё же показаться лекарям. За что же боги наказали меня такой силой! Самое страшное, что я могу ненароком покалечить друзей или близких мне людей.
– Тимофей, ты понимаешь, за что пострадал? – глухо спросил я. Он медлил с ответом, оглядывая опустевшую комнату. Помощники незаметно вышли, стражи изображали статуи у дверей.
– Тимофей!
– Вероятно, ты присмотрел себе кралю, но почему-то забыл поставить об этом в известность окружающих, за что мы теперь и страдаем? – поднял бровь шут.
– Она моя половинка, Тимофей. Истинная Половина Души.
Шут уставился на меня во все глаза. Сообразив, что я не шучу, выругался так, что даже у стражей покраснели уши, и принялся с поклонами и реверансами поздравлять меня.
– Тимофей! Прекрати паясничать. Я прошу тебя лишь об одном – держись подальше от моей малышки. И ещё. Если с ней что-нибудь случится, я сойду с ума.
– Вот только берсерка в коридорах замка нам и не хватало, – разом растеряв весёлость, буркнул шут.
– Ты прав. Потому о ней никто ничего не должен знать как можно дольше.
– Понял, – отозвался Тимофей. – Так что, в Дом Красных Юбок тебя больше не звать? – ухмыльнулся шут.
– Верно понимаешь. Она уже слышит окружающих, и я не хочу её расстраивать. Её наивное доверие для меня важнее мимолётных страстей.
– Ох ты ж ё! – высказался Тимофей. Я хмыкнул и позвал помощников, пусть соберут бумаги и позовут слуг, убрать остатки стола. А мне нужно придумать, как утешить и порадовать мою малышку.
Лира
На следующий день Артемий, заступив на дежурство, передал мне от Александра коробку конфет, чудесную заколку с драгоценными камнями и письмо, полное нежности.
Я смущалась, краснела и боялась, что стук моего сердца слышен даже на первом этаже, так меня взволновало это послание. Он писал, что у него нет никого дороже, что больше всего на свете боится потерять меня, что готов ради меня на что угодно, даже отречься от престола, лишь бы я смотрела на него с улыбкой и нежностью.
Писал, что сам боится своих чувств, как бы ему ни тяжело было в этом признаваться. Просил относиться к нему снисходительно, поправлять его, когда он переходит границы. Писал, что не сможет жить, если я от него отвернусь, если со мной что-нибудь случится. Что страдает каждый миг, проведённый вдали от меня, и просит не лишать его возможности хоть раз в неделю видеть меня, говорить со мной. Писал, что я нежная и хрупкая, что ради одного моего взгляда он готов на всё.
Едва не пропустив завтрак, я написала ответ. О том, что тоже скучаю, и прошу обещать, что, несмотря ни на что, он будет жить и продолжать дело его отцов, ибо я не вправе требовать от него такой жертвы и никогда не прощу себя, если стану причиной его несчастья. И что я по-прежнему согласна приезжать к нему, ибо говорить и видеть его мне доставляет огромное удовольствие.
Я старалась подбирать нейтральные слова и выражения, потому как приличным леди не положено говорить и, тем более, писать о своих чувствах мужчинам, с которыми их не связывают семейные или брачные узы. И потом, я не была уверена, что мои письма до того, как они попадут к Королю, не просматривают иные люди. Стражи или секретарь, к примеру.
Запечатала конверт с ответом, капнула своими духами на бумагу, передала Артемию. Заколку сразу воткнула в причёску, а письмо от Александра спрятала в один из потайных кармашков платья. Позже, в библиотеке, если буду одна, прочту его ещё раз. И, несмотря на всё моё желание сохранить его на память, придётся его порвать и сжечь. Негоже правителю писать об отречении, и тем более нельзя хранить такие бумаги.
В столовой я наткнулась на полный неприязни взгляд Анники. Уже привычно игнорируя её поведение, я прошла к столику, где меня ждали Саня и Ирина. Саня заканчивала завтрак и почти сразу ушла, ей надо было торопиться на занятие с иностранной леди. Ирина неспешно доедала отбивную, заедая её пирожком с вареньем.
Уже выходя из столовой, я поняла, что забыла в комнате тетрадь с выполненным заданием по экономике поместья. И что делать? Отправить за ней слугу? Пожалуй, быстрее будет сходить за ней самой, чем объяснять, на какой полке она лежит и как выглядит.
Поднимаясь по лестнице в жилом корпусе, я услышала шум на нашем этаже. Тоже кто-то что-то забыл, или слуги так торопятся с уборкой? Странно, мне казалось, они приходят позже. Артемий, как и я, нахмурился, жестом остановил меня и мысленно попросил подождать, пока он проверит. Я кивнула.
Меньше чем через минуту послышался отчаянный женский крик и мужская брань. Ноги сами понесли меня вперёд. Шум, к моему ужасу, раздавался из нашей с Саней комнаты, и я застыла на пороге, разглядывая царящий в комнате бедлам.
