- Пойдём-ка! Будем читать вместе.
У мамы как раз послеобеденный сон. У кухарки выходной. Старенькая Джоунси в своей комнате, по обыкновению вяжет или тоже дремлет. Я заходила к ней перед тем, как сбежать во двор, так что если бы ей что-то было нужно, она бы сказала. Готовить ужин ещё не скоро. Перебираю в уме все возможные причины, как бы смыться куда-нибудь незаметно и не видеть это злосчастное письмо, но не нахожу. Кажется, придётся всё же остаться.
В гостиной тихо, только напольные часы тикают тяжеленным маятником. Мягкая мебель, обитая светлой тканью в мелкий цветочек, чуть вытертая по углам, стол с кружевной скатертью, букет сухоцветов, пейзажи в овальных рамах на стене… мой взгляд скользит по этим знакомым до боли мелочам в попытке зацепиться за что-нибудь, но не находит якоря.
Наконец, папа заканчивает своё бесконечно долгое вскрытие конверта и достаёт шуршащие листки, исписанные косым размашистым почерком.
Он стоит прямо передо мной, и когда задумчиво перебирает в руках страницы письма, мне в глаза отчётливо бросаются строки на обороте последней:
«Позволь пригласить тебя и твою очаровательную дочь…»
Тут же вскакиваю.
- Пап, если это приглашение на свадьбу, наконец, – то можно я не буду слушать? А уж ехать тем более! Они же и без нас прекрасно отпразднуют, правда? А мне надо тесто на хлеб…
- Кэти, сядь! – голос папы звучит неожиданно твёрдо. Я даже не привыкла к такому тону, потому без возражений плюхаюсь обратно на диван, с которого, было, вскочила.
Он откашливается и начинает читать.
«Здравствуй, мой дорогой, бесценный друг!
В который раз сожалею, что дела поместья так долго не давали тебе навестить меня. Скучаю по нашим длинным разговорам с трубкой у камина и тем светлым дням, когда дети были ещё маленькими, а седина на висках не служила столь убедительным напоминанием того, как скоротечно время.
Кстати, о нём. Поскольку мы с тобой одногодки, ты наверняка помнишь, какая ужасная дата нависла надо мною в этом году. Я никогда не праздновал свои дни рождения, но пятьдесят – особый случай. Да-да, полвека, представить только! И мне даже страшно произносить это вслух, потому что внутри ощущаю себя всё таким же сорванцом, каким был в годы нашей с тобой учебы в Эбердин. Да что я говорю – думаю, тебе это чувство знакомо не меньше.Так вот – жена настаивает, что наше положение обязывает отметить это скромное событие с размахом, и затевает самое настоящее торжество. Хотя я подозреваю, что у её устремлений, на самом деле, куда более прозаичная причина, чем почтить седины супруга.
И здесь вынужден сообщить тебе новость, которую, к моему прискорбию, уже обсуждают чуть ли не в каждой гостиной столицы и окрестностей, а скоро, подозреваю, докатится она и до вас.
Помолвка между моим первенцем, Рональдом, и Эмбер Сильверстоун намедни была неожиданно расторгнута. Причём, можешь себе представить, по инициативе невесты! Несостоявшийся тесть моего мальчика рвёт и мечет, но ничего не может поделать, потому что отдавать невест замуж насильно запрещено королевским эдиктом ещё сто двадцать лет назад. Дочка же его наотрез отказывается от свадьбы – подозреваю, ей сильно голову задурили в этом её университете на Материке, где она вознамерилась учиться. Ума не приложу до сих пор, как ей вообще разрешили туда ехать. Впрочем, догадываюсь, что разрешения и не спрашивали – всё-таки, родовое упрямство Сильверстоунов не могло не проявиться рано или поздно и в единственной дочери графа.
Не могу сказать, что сильно огорчён по этому поводу. Всё-таки, странная это была помолвка. Никогда не видел жениха, насколько без энтузиазма воспринимающего женитьбу на столь потрясающей красавице, как эта девушка… Ну да ладно, пускай молодёжь сама разбирается, это их дело. Надеюсь только, что гнев Сильверстоуна не падёт на головы нашего семейства – всё-таки, мы-то здесь не при чём, и с открытой душой и искренней радостью намеревались принять Эмбер в нашу семью.
Собственно, сейчас ты поймёшь, почему я тебе так долго изливаю душу по этому поводу. Можешь представить, в каких расстроенных чувствах пребывает моя ненаглядная жёнушка по поводу несостоявшейся свадьбы! Подозреваю, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, она и затевает этот совершенно не нужный мне праздник. А ещё я видел список приглашённых, и скажу по секрету – там изрядное число незамужних девиц из самых знатных семей Королевства, что наводит, согласись, на определённые мысли. Рискну предположить, что жена не собирается давать старшему сыну большой передышки, тем более, что в двадцать четыре года, и верно, пора бы уже остепениться.
Тем более, что его новая должность придворного Архивариуса обязывает серьёзнее относиться к собственному реноме. Правда, из-за этой его службы мы почти не видим сына дома, и это непривычно. Рональд приезжает лишь изредка по выходным, благо до столицы не такой долгий путь. Не представляю, каково отцам дочерей, которых отдают навсегда в чужой дом, если у меня уже сейчас ощущение птицы, что осталась в опустевшем гнезде. Эдвард не в счёт – тот давно уже отрезанный ломоть, для него друзья-приятели при дворе, кажется, милее родни. А в замке он бывает, по большей части, когда заканчиваются деньги. Но на Рональда я всегда возлагал большие надежды, так что в чём-то даже рад сумасбродному плану жены, если он позволит хотя бы ненадолго снова оторвать его от служебных обязанностей.
Правда, характер у нашего мальчика непростой, как ты помнишь. Так что, услышав о затевающемся безобразии, он быстро раскусил коварный план моей дражайшей супруги и сначала наотрез отказался тратить на участие в празднествах свой грядущий отпуск, единственный в этом году. Но я всё-таки напомнил ему, кто главный виновник торжества, в связи с чем неплохо бы проявить сыновье почтение и всё-таки явиться. Да ещё мать ему чего-то там пообещала такого, что он вынужден был уступить. Всё забываю спросить, чем же она его подкупила.
В общем, как ты сам понимаешь, через две недели мой дом превратится в форменный бедлам! И мне будет никак не обойтись без хотя бы одного здравомыслящего человека рядом.
Так что позволь пригласить тебя и твою очаровательную дочь прибыть к нам, в Замок ледяной розы, для участия в скромном торжестве по случаю моего юбилея. Этим ты окажешь мне большую честь и хоть немного скрасишь утомительные хлопоты. Буду очень рад видеть, наконец, вас обоих и вспомнить те добрые старые времена, когда тишина и уют царили в Замке ледяной розы, а серебристый смех малютки Кэти звенел по его коридорам.
Да, чуть было не забыл… Рональд просил кое-что передать специально для мисс Лоуэлл, когда буду тебе писать. Заранее прошу простить, мой друг – молодые люди нынче совершенно не выбирают выражений, говорят, что в голову взбредёт. Неужели мы в их возрасте были такие же?..
Воспроизвожу слово в слово: «Передай ей, если откажется – приеду и сам заберу! И пусть тогда ей станет стыдно, что она выросла большей трусихой, чем была в пятилетнем возрасте».
Мне кажется, это довольно мило – не находишь? Всё-таки, друзья детства, это невероятно трогательно. Надеюсь, малютке Кэти будет интересно посмотреть на праздник. Ей ведь сейчас, верно, уже тринадцать? Или четырнадцать? Как быстро летит время…