Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
* * *
В отделение милиции нас отправили всех шестерых, Тошку увезли в реанимацию. Но дальше наши пути разошлись. Аня ― единственная, кого я видела после задержания. Что с остальными, я не знала. Нас с Аней промучили меньше других: сообщили родителям и перевели в центр содержания несовершеннолетних. Снаружи он как тюрьма ― с высоким забором и колючей проволокой, ― а внутри ― как приют. Не была, но думаю, что так выглядят детские дома. Нам выдали казенные шмотки и полотенца, показали, где наши койки. Эта была самая ужасная ночь в моей жизни. Я так и не смогла заснуть.
Мои родители приехали утром. Я не представляла себе встречу с ними, не знала, как они поведут себя, когда увидят меня. Наорут? Папа снова ударит?
Я вышла к ним в холл ― с грязными волосами, в синяках и шрамах, в чужой заношенной одежде. Мама зажала рот рукой и заплакала. В глазах папы читались вина и жалость. Ему было больно на меня смотреть.
Я бросилась к ним, уткнулась папе в грудь и разрыдалась. Родители обнимали меня и шептали ласковые слова. Впервые за несколько месяцев мне стало тепло.
* * *
Вот уже десять дней я не видела никого из нашей семерки. Тошка лежал в реанимации в больнице в Санкт-Петербурге. Кома. Я и не знала, что сочетание четырех простых букв может звучать так ужасно.
Мои родители будто постарели. Мне казалось, у них все время очень усталые глаза.
Из Питера приезжал следователь, задавал вопросы по делу об убийстве. Ведь Аня застрелила человека, и ей грозили очень серьезные проблемы.
Я не упоминала еще об одном преступлении. Думала, а скажет ли Руслан или кто-то из его банды о том, что я убила Ржавого? Мы ведь сдали их. Они могли сдать меня, я была готова. Со следователем я разговаривала несколько раз, но старое дело не обсуждалось. Всех интересовало только убийство Ацетона. Я боялась, что придется проходить свидетелем. Там будет Руслан… я не смогу его видеть. Но этого не случилось. Родители очень постарались, чтобы в милиции меня трогали как можно меньше. Так странно все вышло… Все дерьмо вертелось вокруг меня, а когда оно всплыло, я оказалась как бы и ни при чем. Мне просто навязали обязательные беседы с психологом раз в неделю. Предполагалось, что хоть это направит меня на истинный путь. А вот Аня… я терялась в догадках, что с ней будет.
Ее я порой не понимала, ссорилась с ней чаще, чем с остальными, даже опасалась ее. Иногда мне казалось, Аня жалеет, что мы с Тошкой поехали с ними. Но теперь… Она не думая выстрелила в человека ради нас с Тошкой. Она убила, чтобы защитить нас. Как же я ошибалась на ее счет. Она считала нас с Тошкой своими людьми. А свои люди должны защищать друг друга ― так заведено в нашей компании.
Дома неизменно стояла гнетущая тишина. Горячий ужин, теплая ванна, чистая мягкая постель. Постоянный контроль. В душ и туалет ― под надзором, родители боялись, что при любом удобном случае я удеру к нему. Они понимали: у меня нет денег на билет, но достаточно дури, чтобы найти способ добраться до Питера.
Наконец, впервые за десять дней, мне разрешили выйти из дома одной. Вдыхая холодный воздух, я смотрела на застрявший в голых темных ветвях желтый воздушный шарик. Блеклый, сморщенный, наверное, он провисел там несколько недель. Как же за это время поменялась погода. Земля совсем промерзла, покрылась инеем. С каждым холодным сезоном все вокруг будто умирает, и кажется, что уже не оживет.
Вообще после возвращения в Днице все стало по-другому. Притупились мои чувства, отношение ко всему стало каким-то отстраненным. Я видела и слышала мир словно через помехи, и через них проходили мои эмоции и реакции. Дни неохотно пожирали мою жизнь, словно я была безвкусным блюдом. Сон походил на черную пустоту: никаких сновидений. Я потухала, как пламя свечи.
Этот период стерся из памяти: там отпечатался только сдутый воздушный шарик на дереве. Я даже не помнила, о чем говорила с родителями и следователями. Вся моя жизнь шла механически: пробуждение, еда, сон. Я напоминала себе робота, который не может отступать от своего единственного алгоритма.
Все закончилось, когда однажды я пришла домой после прогулки. В коридоре стояли мама с папой. Их лица казались очень, очень встревоженными.
– Даша… ― мама окликнула меня робко, растерянно.
Сердце сжала тревога.
– Что-то случилось?
– Случилось несчастье…
Мама говорила медленно. Слова давались с трудом. Я не дышала. Хотела поторопить ее, но ком в горле мешал говорить. Я просто смотрела. Недоверчиво, с испугом.
– Твой друг… Антон…
Нет. Сердце упало, а потом яростно зашлось. Не он. Не с ним. С кем угодно, только не с ним. Все эти дни я не пускала в голову эту мысль, боролась с ней, как могла. Хотя врачи говорили, что надежды почти нет, но я не верила.
– …Умер тридцать минут назад.
Я покачала головой.
– Это неправда, мам. Я точно знаю. Он бы со мной так не поступил.
Он столько всего мне обещал, а он всегда выполняет обещания.
– У него была тяжелая рана, дочка. После такой нет шансов. Он умер.
– Умер, ― прошептала я. ― Но это невозможно. Как это ― умер? Он не может умереть. Никто из нас не может. Узнай. Узнай, пожалуйста, я уверена, что это ошибка. Что это кто-то другой. Мне надо самой позвонить в больницу. Надо узнать. Надо съездить.
Я заметалась по коридору, ища телефон. Меня колотило, я едва находила себе место, я задыхалась. Мне нужно было выплеснуть эмоции, хотелось просто бежать, бежать долго, пока не упаду без сил. Наконец я подлетела к входной двери, хотела выйти ― но куда? Куда ехать и как добираться без денег?
– Мне нужно к нему! ― выпалила я.
Папа схватил меня, и в его объятиях я забилась в истерике.
– Пусти! Ты не можешь меня не пустить! ― Я стала колотить его в грудь кулаками. ― Ты портишь все! Ты всегда все делаешь назло! Ты портишь мою жизнь, я ненавижу тебя!
– Он умер, дочка. Умер, ― только и ответил папа, прижимая меня к себе, а я все кричала:
– Ты врешь! Вы все мне врете! Мы не умеем умирать, мам, пап! Мы бессмертные. Как вы не поймете? Мы не умеем умирать!
Невозможно поверить в чью-то смерть, не видя ее. Для меня Тошка был жив.
Он обещал мне Америку. Он обещал. Он не мог.
Глава 28
Мир стал таким холодным теперь, когда тебя нет.[19]
Мои родители ходили на похороны поддержать Тошкину семью, а я не смогла. После того дня я не выходила из квартиры неделю, это помогало мне поддерживать маленькую иллюзию: какой-то частью сердца я верила, что Тошка жив. Я придумала свою собственную реальность, и в ней Тошка сейчас был дома, а я болела, поэтому мы не виделись.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
