Эпилог
Они устроили fandango. Это придумал Рамон, хотя не говорил об этом ничего, объявив только, что праздник посвящен важному событию. Кэрли точно не знала, что это за событие, но не расспрашивала Рамона, ибо тоже приготовила для него сюрприз.
За окном музыканты играли на испанской гитаре и скрипке, развлекали ужа прибывших гостей. Кэрли сидела на стуле перед зеркалом, нетерпеливо ожидая, когда Канделария закончит укладывать ее волосы.
— Можете посидеть спокойно? — Молодая испанка изобразила недовольство. — Если хотите, чтобы я управилась поскорее, не двигайтесь.
— Ничего не могу поделать! Мне уже давно следовало выйти. Рамон, конечно, недоумевает, почему я так задержалась.
— Вы должны были поручить Рите проследить за всеми приготовлениями, как предложил дон, а не заниматься этим сама.
— Я только проверила, хватит ли угощений.
Канделария нахмурилась, и Кэрли затихла. Прошло полгода со дня смерти дяди. Через несколько недель после этого события было оглашено завещание, согласно которому, как и сказал шериф, ранчо наследовала Кэрли. Однако следовало еще подготовить документы, перевести счета на ее имя, подписать массу разных бумаг. Через два месяца после печальных событий Кэрли и ее муж переехали на ранчо дель Роблес и Рамон взял управление хозяйством в свои руки.
Его мать и тетка решили остаться в Лас-Алмас, ибо привыкли к этому маленькому дому.
— Мне не хочется жить на ранчо дель Роблес, — сказала мать Рамона. — Там мне все напоминает о твоем отце, и это слишком больно. Здесь будет спокойнее.
Мариано, Синее Одеяло и некоторые пастухи тоже остались в Лас-Алмас. Педро Санчес и другие вернулись на ранчо дель Роблес.
Несколько раз за истекшие месяцы Кэрли заговаривала с Рамоном о правах собственности на ранчо, но он отказывался обсуждать этот вопрос. По закону ранчо принадлежит ей, говорил муж. Ему достаточно того, что он и его люди могут вернуться к себе домой.
Но Кэрли этого было мало. Она хотела исправить несправедливость. Сегодня для этого представлялся идеальный случай.
— Мы почти закончили, сеньора.
Когда Канделария, как всегда, отступила на шаг, чтобы взглянуть на свою работу, Кэрли встала и подошла к трехстворчатому зеркалу.
Разгладив шелковое платье, она оглядела себя: декольте — в меру глубокое, талия — узкая. Крупные локоны, искусно уложенные Канделарией, падали на обнаженные плечи.
— Хороший цвет, правда?
— Si, сеньора, он подходит к вашим зеленым глазам.
— Надеюсь, Рамону понравится.
Канделария улыбнулась:
— Вы нравитесь мужу в любом наряде. Я была бы рада, если бы меня любили в два раза меньше.
Кэрли вспыхнула:
— Надеюсь, он знает, как сильно я люблю его.
Горничная подняла чудесную черную кружевную мантилью, гармонировавшую с отделкой платая, и помогла Кэрли накинуть ее поверх высоких гребней с жемчугами, подаренных Рамоном в начале вечера.
— Знаю, как это глупо, но я волнуюсь! Не понимаю почему.
— Возможно, потому, что дон устроил этот праздник специально для вас.
Кэрли посмотрела на подругу:
— Ты действительно так считаешь?
— Сами скоро увидите. А теперь идите. Не заставляйте вашего нетерпеливого мужа ждать.
Кэрли покинула большую спальню, которую занимала теперь с Рамоном, и прошла по коридору в sala. Ее красивый муж ходил перед окном; при каждом шаге нижняя часть брюк, отделанная алым атласом, колыхалась над блестящими черными сапогами.
Увидев ее, он улыбнулся:
— О querida… — Его темные глаза восхищенно сверкнули. — Когда я гляжу на тебя, у меня замирает сердце.
— Рада, что платье тебе понравилось.
— Больше всего мне нравится женщина, которая надела его. — Он обвел Кэрли взглядом, от которого ее щеки зарделись. — Пойдем, для этого выкроим время позже. Сейчас у нас гости. Сегодня на ранчо fandango!
Они вышли из дома в патио, украшенный цветными бумажными фонариками и искусственными цветами. Гирлянды свисали с ветвей деревьев, на столах алели букеты роз. Музыканты в черных calzoneras и коротких куртках играли испанскую серенаду в конце деревянной танцплощадки.
Праздник шел полным ходом. Прибыли семьи Эррера, Хуарес, Монтойя и многие другие. Из Монтеррея приехали дон Алехандро де Эстрада и Микелторены. С отдаленных ранчо явились ковбои, и Два Орла светился гордостью оттого, что они приняли его в свой круг. Многие, следуя обычаю, еще сидели на конях, другие спешились и присоединились к танцующим.
Тетка и мать Рамона радостно улыбались. Кэрли редко видела их такими.
— Чудесная свадебная фиеста, правда? — сказала Кэрли Тереза.
— Свадебная фиеста? — вспыхнула Кэрли. — Я не думала…
— Si, тетя, — улыбнулся Рамон, — мы празднуем нашу свадьбу.
— Да? Это свадебный прием?
— Si, ты можешь назвать это так. Я хотел познакомить соседей и друзей со своей женой. Как всякому молодому мужу, мне не терпится похвастаться моей избранницей.
Только сейчас Кэрли поняла, почему он так тщательно готовил этот вечер. Рамон решил собрать близких людей и показать им, как много она значит для него! Он словно говорил им: вот женщина, о которой я мечтал. Ее английское происхождение не имеет значения. Теперь она де ла Герра, и он гордится своей женой.
— Спасибо.
Ее глаза наполнились слезами. Видимо, Рамон заметил это, потому что он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал Кэрли.
— Я рад, что ты довольна. Надо было устроить это раньше. А теперь идем. Хочу тебя познакомить кое с кем и научить танцевать хоту.
Они пошли к гостям, и Рамон знакомил жену с теми, кого она еще не знала.
Радостно улыбаясь, они без конца танцевали. Друзья разбивали над их головами цветные cascarones — пустые яйца с золотистой и серебряной мишурой, ароматизированной одеколоном, словно Рамон и Кэрли были настоящими женихом и невестой. Кусочки блестящей бумаги сыпались на их волосы и одежду.
Ковбои уговорили Рамона выпить немного крепчайшей aguardiente, после чего он начал смеяться, шутить и распевать вместе с пастухами неприличные песни.
На самом деле муж не был пьян — Кэрли увидела это, когда он подошел к ней, взял за руку и снова повел танцевать. Его опьяняла радость от общения со старыми друзьями в столь прекрасный день.
Нежно улыбнувшись Кэрли, он подал знак музыкантам, и темп музыки сменился. Постепенно другие пары перестали танцевать и окружили Рамона и Кэрли.
