— Считаешь, что это не требование?
— Я… надеюсь, что так, — пробормотала она не своим голосом.
Но он уже тащил ее к обочине гравийной дорожки. И даже не позаботился толкнуть ее на заднее сиденье. Вместо этого опустил Мег на песчаный островок, под палящим солнцем. Сдернул с нее трусики, отшвырнул и бесцеремонно раздвинул ее ноги.
Тед приспустил джинсы. Ей бы завопить. Приказать ему немедленно убраться. Оттолкнуть. Огреть его по голове и этим отрезвить. Он пришел бы в себя. Она это знала. Но ничего не сделала. Он обезумел, и она хотела умчаться с ним в неизведанное.
Он подвел под нее руки и уложил таким образом, чтобы она смогла принять его всего. Никакой отточенной прелюдии, никакой сладкой пытки и изысканных мучений. Только его желание. Только его потребность.
Что-то острое оцарапало ногу Мег. В позвоночник впился камешек.
Он с глухим стоном вторгся в нее. Придавил к земле всей тяжестью, задрал ей топ и обнажил грудь. Щетина царапала чувствительную кожу.
Бесконечная нежность наполнила Мег, хотя он явно ее использовал. Не сдерживаясь. Не обращая внимания на то, чего хочет она. Не осторожничая. Он был падшим ангелом, пожираемым тьмой, равнодушным и жестоким.
Она закрыла глаза, пока он вонзался в нее. Постепенно и ею овладело то же буйство. Но было уже поздно. Тед ощерился, откинул голову и с хриплым воплем исторгся в нее.
Прерывистый звук его дыхания обжигал уши. Его вес вытеснил воздух из ее легких. Наконец он со стоном откатился. И все успокоилось.
Именно этого она хотела с той самой минуты, когда они впервые занялись любовью, — прорваться через стену его самоконтроля. Но цена для него оказалась слишком велика. И когда он пришел в себя, она уже знала, чего ожидать. Мук порядочного человека, снедаемого раскаянием.
— Молчи! Только молчи!
Она зажала ему рот, ударила по щеке.
— Не смей это говорить!
— Иисусе…
Он вскочил.
— Не могу… прости меня! Мне так жаль… так чертовски жаль… Иисусе, Мег!
Пока он поспешно собирал одежду, Мег тоже встала и одернула юбку. Лицо Теда было искажено мучительной гримасой. Она не могла слышать его запинающиеся извинения. Извинения за то, что он позволил себе побыть человеком. Не полубогом. Нужно что-то сделать, да поскорее.
Поэтому она больно ткнула его в грудь.
— Это то, что я все время пыталась тебе объяснить.
Но он побелел как полотно, и ее попытка отвлечь его провалилась.
— Не могу… не могу поверить, что сделал с тобой такое…
Но она не собиралась так легко сдаваться:
— Не мог бы ты сделать это еще раз? Может, немного помедленнее, но не слишком.
Но он словно не слышал.
— Никогда себя не прощу!
Она спряталась за напускной храбростью:
— Ты меня утомляешь, Теодор, а дел еще полно.
Сначала она попробует вернуть ему самоуважение. И только потом осмелится встать лицом к лицу с родителями. А после? Ей просто необходимо навсегда исчезнуть из этого города.
Она схватила трусики и произнесла с самоуверенностью, которой на самом деле не чувствовала:
— Я понимаю, что ухитрилась погубить будущее Уайнета, так что перестань переживать из-за пустяков и делай то, что тебе лучше всего удается. Найди Спенса, прежде чем он успеет уехать. Скажи, что у тебя был приступ временного умопомешательства. Что всем была известна моя ненадежность, но ты позволил себе увлечься. Извинись за драку с ним.
— Плевать мне на Спенса! — отрезал Тед. Мег с ужасом уставилась на него.
— Не плевать. Конечно, не плевать. Пожалуйста, сделай, как я прошу.
— Кроме этой задницы, ты ни о чем думать не можешь? После всего, что произошло…
— Да. И я прошу тебя хорошенько подумать над моими словами. Понимаешь… мне нужно было только твое признание в вечной любви, а на это надеяться не приходится.
Раздражение, сожаление, нетерпение… она все увидела в его глазах.
— Слишком быстро, Мег. Чертовски…
— Ты был более чем честен со мной, — перебила она, прежде чем он успел сказать что-то еще. — И никаких угрызений совести, после того как я уеду. Успокойся, я как влюбилась, так и разлюблю, — тараторила она, боясь что расплачется. — Не пройдет и недели, как все закончится. Когда-то у меня был парень… Баз его звали. Я гонялась за ним добрых шесть недель и ужасно себя жалела, но, честно говоря, ты не Баз.
— То есть как это «после того, как ты уедешь»?
Она сглотнула.
— Ужасно странно, но Уайнет потерял свою привлекательность. Я уезжаю, как только поговорю с родителями. И ты должен быть счастлив, что не слышишь этой беседы.
— Не хочу, чтобы ты уезжала. Не сейчас.
— Почему нет? Ради чего мне оставаться?
Она всматривалась в него, надеясь на невозможное… Он как-то странно беспомощно повел рукой.
— Не… не знаю… только останься.
Но он избегал встречаться с ней взглядом. И это говорило лучше всяких слов.
— Не могу, дружище. Просто не могу.
Как удивительно видеть Теда Бодина беззащитным и уязвимым. Мег поспешила к машине, оставленной ее предусмотрительными родителями. Отъезжая, она позволила себе единственный взгляд в зеркальце заднего вида.
Он стоял посреди дороги и смотрел ей вслед. За ним, насколько хватало глаз, простиралась погубленная земля.
Глава 21
Мег умылась и привела себя в порядок в крошечном туалете на бензоколонке компании «Шеврон». Смыла почти всю грязь и заштукатурила следы от слез. Вытащила из чемодана топ, чистые джинсы, чтобы спрятать царапины на ногах, и прозрачный зеленый шарф, скрывший раздражение от щетины на шее.
С самой первой их встречи она ждала, когда страсть его одолеет, когда он потеряет свой легендарный самоконтроль. Это наконец случилось. Но не так, как она мечтала.
Она вошла в гостиницу со служебного входа. Берди никогда бы не позволила столь знаменитым людям, как ее родители, остановиться где-то, кроме недавно переименованного президентского люкса. Поэтому она взобралась по задней лестнице на верхний этаж. Каждый шаг был испытанием воли. С самого начала она неправильно вела себя с Тедом. Не поверила, что он любил Люси… но он любил ее. И тогда, и сейчас. Мег — нечто иное, как способ отвлечься. Временный побег в неистовство чувств.
Она не могла позволить себе поддаться боли, особенно перед мучительным примирением с родителями. Не могла думать о Теде, о своем неопределенном будущем, о том, какие развалины оставит за собой, когда покинет Уайнет.
Дверь открыла мать. На ней по-прежнему были серебристая туника и леггинсы. Как ни удивительно, бывшая модель не слишком обращала внимание на одежду, но послушно надевала изысканные наряды, сшитые для нее братом Майклом.
