Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Когда официант, приняв заказ, отошел от их столика, Вера подняла взгляд и спросила обычным будничным тоном:
– Как там Сережа?
– Спасибо, он вроде в порядке, – машинально ответил Волошин. – Я пока оставил его дома, в Привольном, там есть кому за ним присмотреть… – И тут же запнулся на полуслове и удивленно уставился на Веру: – Но откуда ты знаешь про него?
Она почему-то вздохнула и сообщила неожиданно:
– Твой брат долго был моим пациентом. Он очень привязался ко мне… Звал меня «Верочка Игоревна»… Я пыталась использовать его любовь к рисованию в лечебных целях, много занималась с ним – до тех пор, пока его у нас не забрали.
– Ты лечила Сережу? Как же это могло быть?
– Я некоторое время работала в том интернате, куда твои родители сдали его сразу после рождения. И обязана была знать все подробности про него. Мне нельзя было упустить ни малейшего нюанса из семейной истории тех людей, с которыми я работала. Иначе у меня ничего бы не получилось…
Эти слова изумили Виктора. Так вот почему его служба безопасности не сумела ее найти! По его приказанию проверялись только московские медицинские учреждения, почему-то Волошину даже в голову не пришло, что ее клиника может быть за городом. Подумать только – она когда-то работала совсем рядом, в получасе ходьбы от его дома…
– Да, – рассеянно кивнул он. – Представляю себе. Конечно, психиатр должен знать все про своих пациентов – как их воспитывали в детстве, какими были их родители, болел ли кто-нибудь в семье нервными или душевными болезнями…
– Да нет же, я совсем не про то! – досадливо поморщилась она. – У меня не вышло бы другое. Понимаешь…
– Тогда нет, не понимаю, – искренне признался он. – Объяснись, пожалуйста. Что значит – «другое»?..
– Лучше бы тебе этого не знать… – она снова вздохнула.
Подошел официант, поставил перед ними бокалы с красным вином. Вера торопливо сделала большой глоток, потом другой, точно ее мучила жажда, и полезла в сумочку, очевидно, за сигаретами, но почему-то ничего не достала.
– Ты хочешь закурить? – Виктор вынул свои сигареты и протянул ей. Вера благодарно кивнула, вытащила одну и жадно затянулась. – И все-таки расскажи мне, что именно ты имеешь в виду.
Господи, какой он глупец, зачем продолжает допытываться?! Что-то первобытное, куда более мудрое, чем он сам, удерживало и предостерегало Волошина, твердило ему: «Отступись, замолчи! Она права – тебе не нужно этого знать!» – но он не в силах был остановиться, хотя инстинкт самосохранения и пытался увести его прочь от этой темы, от этого места, от этой женщины… Тем более что было-то, собственно, уже поздно: она уже начала говорить, даже не пытаясь увильнуть от ответа, потому что увиливать было больше некуда:
– Я была ассистентом… работала… на одного человека. Он, видишь ли… он научился использовать чужую вину и чужую беду в своих собственных, низменных и корыстных целях. Слышал ты что-нибудь об энергетических вампирах? Это, разумеется, совсем не научное их наименование; но если говорить по-простому, по-обывательски, то мой… мой хозяин и есть такой вампир.
Волошин оцепенел, потом пристально глянул на Веру – и неуверенно засмеялся. Она что, шутит?! Ее слова звучали так нелепо, что он никак не мог принять их всерьез. Энергетические вампиры, надо же!.. И, может быть, уловив в его взгляде невысказанное презрение, женщина заторопилась, путаясь в словах, догоняя ускользавшие от нее мысли и с отчаянием взглядывая ему в лицо.
– Поверь, это не так глупо, как тебе кажется! Понимаешь, мы все существуем в едином энергетическом поле и все друг от друга зависим, особенно в том случае, если связаны кровно и принадлежим к одной семье… Если кто-то из людей совершил что-то нехорошее – покончил с собой, убил кого-то или заставил безвинно страдать, – в его энергетике возникает черная дыра. И не только в его. Такая же дыра появляется и у близких ему людей, у его родственников. И если научиться этой черной дырой пользоваться…
Заинтересованный против своей воли, Волошин подался вперед, ближе к ее испуганным глазам, ее прерывистому голосу, ее нервным пальцам, уронившим вдруг бокал на белоснежную скатерть – и рубиновое вино расплылось на ней ярким пятном. И он поторопил ее, замолчавшую и бледную какой-то уже совершенно безжизненной, потусторонней бледностью:
– Да-да, так что же? Что может произойти в таком случае?
Вера пожала плечами и аккуратно вытерла забрызганные пальцы салфеткой.
– Это очень трудно понять неподготовленному человеку. Даже не знаю, как тебе объяснить… В общем, существуют методики работы с чужим энергетическим потенциалом. Это не гипноз, не психотропное воздействие, не НЛП…
– Что такое НЛП? – перебил он, слушавший так внимательно, как никогда в жизни.
– Нейролингвистическое программирование – способ, помогающий заложить в поведение человека некую «программу действий»… Я потом расскажу подробнее, если тебе интересно. Но мой… хозяин… Назовем его Профессором… Он работает другими методами. Он не программирует чужую личность, он «заходит» в ее энергетическое поле, ослабленное, например, присутствием в семье неизлечимо больного и брошенного человека, – и забирает ее энергию, силы и молодость себе. Он никого не убивает в прямом смысле слова; он просто лишает человека сил и желания жить, выхолащивает его душу, оставляя пустой и незаполненной его телесную оболочку.
– Выхолащивает душу, – как завороженный, повторил Виктор. Его мозг не в силах был принять и осмыслить все произнесенное ею, но что-то подсказывало, что Вера говорит о вещах совершенно реальных. Еще несколько месяцев назад такие россказни показались бы ему полнейшей галиматьей – но разве они не были объяснением того, что еще совсем недавно происходило с ним самим? Разве меньшей галиматьей были все его мысли и поступки, совершенные за последние недели, и разве не подходило ему как нельзя лучше описание, данное Верой, – человек, не желающий жить, выхолощенная душа, пустая внешняя оболочка?..
И, встрепенувшись вдруг, как будто еще надеясь, что сейчас она рассмеется и скажет, что просто подшучивала над ним, Волошин вновь пустился в настойчивые расспросы:
– Постой, но как же это возможно? Разве это не фантастика – пользоваться чужой энергией, отнимать чужую молодость? И забирать это себе, самому становясь молодым и сильным? Ч-черт, какие-то прямо молодильные яблоки получаются!
Она усмехнулась, довольная найденным им образом.
– Действительно, молодильные яблоки – только ворованные… Я думаю, если бы Профессор, о котором я говорю, смог обнародовать свою методику, Нобелевская премия была бы ему обеспечена. Никто – слышишь? – никто в целом мире не добился таких успехов, как он, скромный врач, один из тысячи, из десятков тысяч, не имеющий ни крупного финансирования, ни доступа к сложному оборудованию, ни развитых связей с зарубежными коллегами… Никто другой не владеет его секретом, никто не сумел продвинуться в его области так далеко! Но цели, в которых он использует свое изобретение, слишком далеки от человеческих представлений об этике, и потому он никогда не откроет, не опубликует своей методики. У него собственная мораль и свои представления о совести, вот и все. Он считает, что все, что происходит с его жертвами, – это возмездие. Наказание им за равнодушие, за предательство близких, за то, как они живут. Он ощущает себя не только всесильным, но и справедливым. Он как волк, санитар леса… И поскольку Профессор собирается жить вечно за счет этой ворованной энергии других людей, он надеется, что возмездие его будет вершиться еще долго, очень долго, и он успеет покарать всех, кто этого заслуживает.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
