Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
- Давай, силач. Зови милицию. Военную полицию, папашину охрану, своих мордоворотов. Зови кого-нибудь! Потому что если я захочу дать тебе в зубы, ты сам мне ответить не сумеешь.
- Фу, Громин. Как узко ты мыслишь! Моя сила как раз и состоит в том, что я никогда не останусь один, я защищен со всех сторон. А ты - нет. И если тебе по зубам захочу дать я, то, можешь не беспокоиться, по зубам ты получишь. И не только по зубам.
- Не сомневаюсь. Как просто жить, когда твоя логика полностью аморальна.
- А ты хочешь, чтобы я рассуждал о чести? О благородстве? Не дождешься. Времена честных и благородных закончились лет сто назад. Об этом писали классики. Много ли ты получил на своем благородстве?
- А у тебя нет других критериев оценки, кроме денег? - Моргот достал сигарету.
- Других критериев человечество не имеет. Другие критерии канули в Лету, за ненадобностью. И если ты этого не понимаешь, я могу тебя только пожалеть. Да и смешно, право слово, слушать от тебя рассуждения о морали и аморальности. Что называется, кто бы говорил… Блокнотик-то папаше продал, а, Громин? Ты, наверное, и представить себе не можешь, как это мелко. Мелко, Громин! Вот в этом и состоит разница между тобой и мной. То, что можешь продать ты и что могу продать я.
В первый раз улыбка тронула губы Кошева - улыбка паяца
Морготу нестерпимо захотелось врезать кулаком прямо по этой улыбке. Он щелкнул зажигалкой, не отрывая глаз от лица Кошева, и глубоко затянулся. Он редко задумывался о собственных убеждениях: его убеждения были для него, как правило, атрибутами той или иной роли. Максу он говорил одно, Кошеву - другое, известной поэтессе Стеле - третье. Он играл в убеждения так же, как менял маски. И отсутствие убеждений, как и их наличие, его самого не волновало. Он ориентировался на мнение окружающих и по их мнению определял, хорошо у него получилось изобразить наличие принципов (или их отсутствие) или плохо. На этот раз роль, с одной стороны, предполагала твердое мировоззрение, но с другой… Моргот не хотел бы признаваться в этом, но это было именно так: его волновало, что о нем думает Кошев. Ему это было важно! Нет, он не искал любви и восхищения. Но он хотел победы и уважения. Победы в глазах Кошева, а не в масштабе собственных представлений о жизни.
И роль для этого совсем не подходила: она не соответствовала тому, что Моргот хотел Кошеву показать. Но она прямо вытекала из начала диалога, как будто Кошев нарочно навязал ему эту роль. Признать за Кошевым столь тонкое мастерство манипулятора Моргот не мог - не тот парень был Кошев. Сказать же самому себе, что ошибся в выборе роли, Моргот не хотел и свалил все на неудачное стечение обстоятельств. И теперь добиваться победы надо было в неблагоприятных обстоятельствах.
- Много ли надо ума, чтобы продавать то, что тебе не принадлежит? Особенно за бесценок, - сказал Моргот, выдыхая дым.
- Ты поучишь меня искусству ценообразования?
- Искусству? Красиво. Нет, Кошев, учить я тебя не буду. Думаю, в искусстве продавать награбленное тебе нет равных. Лучше тебя этим искусством владеют только твои покупатели. Как ты считаешь, что они думают о тебе? Мне кажется, они испытывают брезгливость.
- Да мне-то, в отличие от тебя, плевать на то, что обо мне думают, - лицо Кошева стало снисходительным, - ты можешь рассуждать о том, какое я дерьмо, сколько угодно твоей душе, меня это не задевает. Есть понятие «репутация», а есть никому не нужное самолюбие. Все равно единственным критерием оценки будет результат. Победителей не судят, Громин! И если ты этого еще не понял, то это дело твоей личной глупости!
- Победителей - не судят. Но ты-то не победитель, ты мародер. Победители тебя купили за бесценок. Они тебя даже не возьмут в свое проклятое буржуинство. Хватит с тебя бочки варенья и корзины печенья. Или это ты и называешь победой?
- Громин, ты никогда не вылезешь из своей смешной системы ценностей! Расскажи мне еще о социальной справедливости. Победитель - это тот, кто может взять. А неудачник - тот, кто кусает локти и брюзжит о нравственности и безнравственности, потому что ему больше ничего не остается, кроме как брюзжать! Потому что взять он не может, не умеет!
- А тебе не приходило в голову, что кто-то не хочет брать?
- Это ерунда. И уж ты-то точно не относишься к полусумасшедшим альтруистам. Еще скажи мне, что ты брать не хочешь! Это сказка про лису и виноград, ей две с половиной тыщи лет.
- Я всего лишь соизмеряю цели и средства. Превратиться в паяца, подобного тебе, ради сомнительного удовольствия гнуть пальцы, рассуждая о победителях? Нет, Кошев, я не так сильно этого хочу. Обезьяна с легкостью слопает тот самый виноград, но это ее не сделает ни лучше лисы, ни хуже. Сомневаюсь, что лиса захотела бы стать обезьяной ради одной виноградной грозди, даже если бы и признавала ее спелость. Но я не лиса, мне себя обманывать не надо.
- Громин, о чем говорить, если для тебя деньги - всего лишь способ гнуть пальцы? В такой системе отсчета я мог бы с тобой и согласиться, но, видишь ли, деньги придумали вовсе не для этого. Ты когда-нибудь слышал о независимости, о власти?
- Не смеши меня. Много ли власти в твоей бочке варенья? Тоже мне, акула капитализма… Ну получишь ты этот заводик! И всю жизнь будешь лезть из кожи вон, чтобы подхапать еще немного, а потом еще немного, еще немного… Никакой реальной власти тебе это не даст, наоборот, всю жизнь будешь прогибаться под тех, кто имеет денег и власти больше, чем ты. Может, для тебя в этом и есть какой-то прикол, а для себя я в этом прикола не вижу.
- Громин, а в чем тогда прикол с продажей блокнотов, а? Какого черта ты тогда путаешься у меня под ногами?
- Кошев, иногда мне кажется, что у тебя паранойя. Сначала я угнал твою машину, потом продал какой-то блокнот. Путаюсь у тебя под ногами… Заметь, мы ни разу не встретились по моей инициативе, тебе попросту скучно жить без меня. Или я чего-то не понял?
- Ты все отлично понял. Ты можешь прикидываться дурачком, это твое право. Но мы оба знаем, о чем я говорю. И я повторю еще раз: не лезь не в свое дело. Лес рубят - щепки летят. Ты щепка, Громин. Ты мелкая сошка. Ты никому не можешь помешать всерьез, но за одну попытку помешать тебя раздавят, как муху. Это я с тобой играю, а больше никто с тобой играть не станет. Им не до игры.
- Надеюсь, теперь ты наигрался и сказал все, что хотел?
- Считай, что так, и разреши откланяться!
Стася ждала Моргота, наблюдая за разговором из-за сиреневого куста, однако ее конспирация ей не помогла: Кошев, проходя мимо, потрепал ее по волосам и чмокнул в щечку, помахав Морготу рукой.
Она изменилась - в ее лице что-то изменилось. И в отношении к Морготу. Он заметил это сразу. В ней не было нарочитой холодности, она чувствовала себя раскованно, уверенно, гораздо уверенней, чем обычно. Он нашел, что она немного похорошела: на ее бесцветном лице появилось подобие румянца, нежного, по цвету напоминающего чайную розу. Уверенность же в собственном очаровании к лицу любой девушке, даже откровенная дурнушка имеет шанс слыть красавицей, если не сомневается в этом. Моргот присмотрелся, что еще изменилось в ее лице, и едва не рассмеялся: она подкрасила ресницы! Почти незаметно, со вкусом настоящей художницы, всего лишь немного изменив линию верхнего века. Не иначе, на горизонте маячил кудрявый добрый молодец двухметрового роста!
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
