Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Дофаминовые нейроны откликаются на разницу между предсказанием или ожиданием вознаграждения и его получением, утверждал в статье, опубликованной в 1998 г. в Journal of Neurophysiology, швейцарский нейробиолог Вольфрам Шульц, тогда сотрудник Фрибурского университета. Он видел три варианта развития событий.
1. Если вознаграждение оказывается неожиданным, дофаминовая сеть активизируется, нейроны начинают выдавать потенциалы действия. Реальность превосходит ожидания, и дофаминовые нейроны «сходят с ума» («Коктейли с текилой на пикнике церковной общины? Вот это да!»). Вы испытываете эйфорию — именно поэтому Джейми Мадиган называл эффект получения неожиданного приза в Diablo 3 дофаминовым приходом. Получить на день рождения Porsche вместо предполагаемого очередного галстука намного круче, чем заранее знать, что Carrera входит в список подарков.
2. Если вознаграждение получено, как и ожидалось, дофаминовая сеть активируется, но не столь сильно.
3. Если ожидаемое вознаграждение отсутствует, активность дофаминовых нейронов пропадает втуне. Это происходило в мозге пациентов с болезнью Паркинсона: лекарства стимулировали их дофаминовые нейроны, но ничто в реальности не соответствовало повышенным ожиданиям награды. Поэтому они кидались за острыми ощущениями в казино или брались за (видимо, крайне азартное с личной точки зрения) изготовление керамики. Повышенная активность дофаминовой сети вследствие искусственной стимуляции медикаментами оборачивалась компульсивным стремлением к более частому и крупному вознаграждению, которое в реальности никогда не могло сравниться с ожиданиями, создаваемыми мозгом.
Мы не рабы дофамина, так что это еще не финал. Орбитофронтальная область коры и другие префронтальные зоны могут блокировать нервную активность, толкающую нас на подобные поступки. Чем выше активность стриарных зон, где протекают основные механизмы, связанные с действием дофамина, тем выше вероятность того, что активность префронтальных областей пропадет впустую. Наоборот, чем слабее активность префронтальных зон, тем меньшей активности дофаминовой цепи достаточно для запуска компульсивного поведения. Кто станет победителем, зависит от того, сумеем ли мы подавить компульсию или будем вынуждены ей уступить.
ЗаключениеНадеюсь, главное, что вы вынесли из этой книги, — это осознание, что между психическим расстройством и нормальностью нет четкой границы. Многие психиатры на основании этого факта утверждают, что критерии нормы занижены, и немало людей, которые должны были бы получить психиатрический диагноз, этого избегают. Исследования, повышающие оценочные показатели распространенности депрессии, посттравматического стресса или синдрома дефицита внимания с гиперактивностью, стремятся не только нагнать страха и выбить больше денег на исследование конкретных заболеваний, но и подспудно внедряют в коллективный разум подозрение, что и другие психические болезни диагностируются не в полном объеме. СМИ подхватывают эту мысль, продуцируют списки «тревожных признаков», позволяющих заподозрить ту или иную душевную болезнь, — и вот психически больных среди нас все больше. Скоро рост числа больных поставит под вопрос само понятие психической нормы.
Эту мысль снова и снова пытаются донести эксперты, противостоящие тенденции к расширению психиатрических диагнозов. Я написала книгу не для того, чтобы присоединить к ним свой голос[60]. Тот факт, что тревожность стала самым распространенным психическим расстройством, представляется поучительным тем из нас, кто не придерживается убеждения, что все вокруг хотя бы немного да больны. Что самое важное, он проливает свет на кажущуюся загадочность компульсивного поведения, за вычетом разве что самых тяжелых форм ОКР и патологического накопительства. Стоит осознать, что именно тревога — перефразируя слова историка медицины Роя Портера, ставшие эпиграфом к введению, — является безумием, которого заслуживает наш век, и все странности и неувязки получают свое объяснение. Компульсивное поведение, на которое толкает нас тревога, принимает самые разные формы, от наведения порядка в ящиках кухонного стола до самых нелепых требований или покупки ненужных вещей, от сохранения каждой мелочи, каждого засохшего цветка из погребального венка до неспособности расстаться со смартфоном из страха пропустить что-то важное, — и все эти усилия направлены на то, чтобы контролировать тревогу. Самое печальное открытие, сделанное мною в процессе подготовки материала и работы над этой книгой, заключается в том, что очень многие поступки мы совершаем не потому, что они приносят нам радость, а исключительно в надежде умерить тревогу. Утешением для меня послужило понимание, что способность компульсивного поведения унимать наши большие и малые тревоги — это один из величайших даров нашего мозга.
БлагодарностиЯ бесконечно признательна людям, названным и неназванным, которые согласились рассказать мне о своих компульсиях. Они пошли на это в надежде, что другие люди поймут, что ими движет, и почему призыв «просто перестать это делать» не только бесполезен, но и бессердечен. Если мне не удалось этому способствовать, это всецело моя вина. Также я выражаю огромную благодарность психологам, психиатрам, неврологам и нейроученым, терпеливо объяснявшим мне суть своих экспериментов и не выставлявшим меня за дверь своих кабинетов, когда я в сотый раз спрашивала, что отличает компульсивное поведение от зависимого или импульсивного. Наконец, я хотела бы поблагодарить всех, кто помогал мне как в самом начале, так и в самом конце работы над этой книгой. Спасибо Дугласу Мэйну, который помог подобрать достаточно научного материала, чтобы я была уверена, что пишу книгу именно о компульсиях, — с его помощью я смогла подготовить заявку, ставшую основой этой книги. Спасибо и моему редактору Карин Маркус за то, что книга, которую вы прочли, оказалась намного лучше рукописи, представленной мною в издательство.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
