К счастью или к сожалению, но нас никто не трогал. Только раздаточное оконце открывалось время от времени, пропуская через себя подносы с пищей, и лишь когда начала подходить к концу третья неделя нашего заточения, матовая металлическая дверь камеры наконец-то отошла в сторону. На пороге стояла Урланда.
– Ну здравствуй. Ты уж прости, милая, что заставила тебя ждать. Эти беглецы с Болтанки, которых ты прихватила с собой, просто прелесть! Отличный подарок! Давно уже хотела сменить свое тело. Старое, как видишь, немного поизносилось. – Коснувшись крохотного намека на морщинку у правого кончика глаза, девица безбоязненно переступила порог камеры и жеманно продолжила: – Мы все это время занимались исследованиями новоприбывших, и ты знаешь: несколько оболочек меня вполне устраивают. Что ты можешь сказать о кандидатуре младшей дочери их предводителя? По-моему, она просто милашка!
Странно, однако, черноволосая красотка явно обращалась ко мне. По крайней мере, таращилась она все время в мою сторону. Но в таком случае, почему она имеет наглость говорить о моей персоне в женском роде? Понимание пришло лишь тогда, когда губы мои сами по себе раздвинулись. Речь была не моя, язык – тоже. И тело, тело также стало словно чужим – ноги сами сделали несколько шагов вперед:
– Приветствую тебя, Урланда Катарсис Исинда Арчи Иннаса Благословенная! Ты обвиняешься в игнорировании первого пункта договора о взаимодействии, а также в физическом устранении шестидесяти семи тысяч трехсот двадцати семи разумных носителей.
Черноволосая красавица в ответ на это обвинение лишь смешливо сморщила свой носик, а затем, сделав удивленное лицо, покачала головой из стороны в сторону:
– Поражаюсь: сколько времени прошло, а ты ничуть не изменилась – все та же миленькая малышка Джви! Ты все еще сердишься на меня? Забудь! Пойдем, я лучше покажу тебе картотеку!
– Забудь? – Моя лингвиниха определенно начала «закипать». Еще минута-другая – и она всенепременно вцепится в волосы своей прекрасной собеседницы. И сделает это, между прочим, не чьими-нибудь, а именно моими руками! Нет, с этим надо срочно что-то решать! Я должен, просто обязан вмешаться, иначе, если драку не остановить – мы все вновь окажемся в закрытой камере безо всякой надежды когда-либо отсюда выбраться.
– Конечно, забудь. Друг без друга мы почти ничего не стоим, а вместе мы сможем добиться гораздо большего! Как ты уже поняла, мне удалось получить ключи доступа к искусственному интеллекту, управляющему базой.
– Пространственные тоннели на нашем пути – твоя работа?
– Да.
– Антонина Семеновна! – Мысленно взмолился я. Очень вас прошу: держите себя в руках. Не накаляйте обстановку, иначе мы отсюда ни за что не выберемся!
Сейчас я испытывал двоякие ощущения. Я оказался как будто на месте своего симбионта, наблюдая со стороны развитие событий и давая время от времени дельные советы другому разуму, в данный момент управляющему моим телом. Ранее я этого делать не мог – стоило Антонине Семеновне перехватить управление, как мое сознание тотчас же уплывало.
Первое время я думал, что лингвиниха никак не отреагировала на мою просьбу, однако чуть позже, прислушавшись к разговору, который продолжали вести мать с дочерью, я обнаружил, что тон его несколько изменился. Нет, их диалог все еще не казался разговором двух друзей, или, тем более, родных людей, однако гневные, и вызывающие нотки из голосов обеих исчезли. Теперь это была уже скорее деловая беседа, а не шипение мартовских котов в преддверии драки.
Ни Геннер, ни Виталина сделать ничего не пытались. Сидя на койке в самом дальнем углу камеры, они просто молча следили за происходящим. Впрочем, я и сам не обманывался на счет бессменной главы группировки «Ишь Хааадда» – Урланда хоть и вошла в камеру в гордом одиночестве, но, несомненно, сценарий событий на тот случай, если мы вздумаем вдруг заартачиться, был у нее давно продуман. Не удивлюсь, если стены камеры под завязку напичканы скрытым оружием, и стоит ей подать знак, как оно активируется.
Оставаться в сознании долго я так и не смог, и пришел в себя лишь тогда, когда Антонина Семеновна вернула мне контроль над моим телом. В камере сейчас были только мы трое – Урланда ушла, оставив о себе в качестве напоминания лишь сладковатый аромат духов.
– Рассказывайте, что у вас здесь происходит?
– У нас ничего. – Виталина испытывающе посмотрела мне в глаза, силясь понять, кто из нас двоих сейчас говорит: я – или мой симбионт. – Ты ушел с ней, с этой Урландой, потом через три часа вы вместе вернулись и все. Она попрощалась и опять вышла, а ты молча лег и уснул. Потом проснулся и…
– Я понял.
– И вообще, не кажется ли тебе, что ты слишком много воли даешь своему лингву? Она у тебя разрешение спрашивала, перед тем как тело твое занять?
– Не помню. – Соврал я. Откровенно говоря, Антонина Семеновна и правда повела себя сегодня по-свински. Но, с другой стороны, кто, как не она сможет сладить с собственной матерью? Мдааа, и кто бы мог подумать? Девица с такими аппетитными формами и… стара по возрасту настолько, что даже Ленин в мавзолее – и тот помоложе ее будет. Да что там Ленин! Подумать только: это ж сколько Урланде лет? Неужто и вправду семь тысяч?
– Семь с половиной. – Крайне недовольный тон Антонины Семеновны ничего хорошего явно не предвещал. – Значит так: сейчас я буду говорить, а ты меня дословно станешь озвучивать этим двум остолопам. Готов? Вижу, что готов. Начинаем.
* * *
Всепрощенная едва не плакала:
– Илья, а ты уверен, что сделать точно ничего больше нельзя?
– Виталина, ты же сама все только что слышала. Антонине Семеновне и так удалось совершить невозможное.
– Я знаю. Но все-таки: а что если есть какой-то другой выход, но мы сейчас его просто не видим? Можно попробовать использовать нечеловеческую силу Геннера и выломать дверь, или… или наброситься на Урланду всем вместе, как только она войдет, или сделать вид, что кому-то из нас плохо, а потом, когда дверь откроется, перебить всю охрану за ней и убежать! Геннер, ну что же ты молчишь? Скажи хоть ты ему! Неужели ты тоже думаешь, что все потеряно?
– Госпожа Всепрощенная! Я думаю, что не надо вам так сильно убиваться и переживать. Илья дело говорит: лучше уж такой выход иметь из положения, в которое мы попали, чем вообще никакого. Вечно в камере мы сидеть не сможем – скука смертная, я уже все ваши сказания и истории наизусть знаю. И на базу мы тоже не прорвемся. Убьют эти ланиты нас, и шагу ступить не успеем. Так не лучше ли тогда закончить с того, с чего начинали?
– Нет, не лучше! Я категорически против!
– Да вы только подумайте: ну что в том плохого, если мы с вами обратно вернемся домой, а Илью вернут на его родную планету?
– Ничего. Но я хочу, чтобы Илья тоже полетел с нами! Пусть его лингв снова поговорит с Урландой, быть может она все-таки согласится!
Подойдя к Виталине, я присел рядом с ней на койку и притянул к себе ее тщедушное тело, обнимая за хрупкие плечи, которые тотчас же начали мелко вздрагивать от сдерживаемых рыданий. Как ни крути, а, по сути, Всепрощенная все еще оставалась ребенком. Взбалмошным, импульсивным, неуправляемым временами настолько, что очень сильно хотелось применить розги. Идиот! Какой идиот! А я-то долгое время думал, что они с Геннером отправились со мной исключительно из-за каких-то своих шкурных побуждений, но уж никак не из ощущения личной привязанности. Глядя на угрюмого здоровяка, который и сам едва не плакал, на хлюпающую носом девчонку, уткнувшуюся мне в грудь, я ощутил вдруг нечто такое, что заставило мои губы искривиться в одной из самых горьких своих улыбок. Надо же: после стольких лет бестолковой, совершенно бессмысленной жизни на Земле найти вдруг себе семью здесь, в этом медвежьем углу на самой окраине галактики! Найти – и снова ее потерять! Как Эльвианору! Что тут еще сказать? Нет, такое только со мной бывает. Ну и кто же, в таком случае, я тогда? Правильно – Космический Лузер.
