Дамарис! Но разве накануне вечером я не убедилась, что Дамарис связана с Саймоном?
Мои мысли метались, как мышь в клетке. А ведь я нашла рясу! Каким это было бы торжеством, если бы я могла рассказать о своей находке Саймону! Но нет, теперь уж мне не придется делиться с ним своими радостями и неудачами. И снова, как у источника в Нэсборо, когда ледяная вода капала мне на руку, я заклинала: «Только бы не Саймон! Пожалуйста, пусть это будет не Саймон!»
Вечером я спустилась к столу. Саймон был весь внимание и казался обеспокоенным моим самочувствием. А я, хоть и дала себе зарок не подавать виду, что в наших отношениях что-то изменилось, не могла держаться как прежде. За ужином, который, как и накануне, проходил в холле, Саймон сидел рядом со мной.
— Какая досада, — сказал он, — что не удалось провести день вместе. Я надеялся, мы съездим на прогулку — вы, я и бабушка.
— Ну, в такой холод ей вряд ли полезно гулять.
— Возможно, но она-то с этим никогда не согласится. Она тоже разочарована.
— Вы могли пригласить кого-нибудь другого.
— Но вы же понимаете, это совсем не то.
— С вами могла бы поехать Дамарис.
Саймой рассмеялся и сказал, понизив голос:
— Кстати, на этот счет мне нужно вам что-то сообщить.
Я вопросительно взглянула на него.
— Я вижу, вы кое-что заметили, — объяснил он. — Иногда для достижения цели приходится пользоваться обходными путями.
— Вы говорите загадками.
— Вполне естественно. Ведь одну из загадок мы и стараемся разгадать.
Я отвернулась. Мне показалось, что к нашему разговору прислушивается Люк. К счастью, тетя Сара громко расписывала прежние рождественские праздники, и, хотя все это она уже излагала вчера, ей явно хотелось, чтобы и сегодня никто не пропустил ни слова.
После ужина мы перешли в гостиную на втором этаже и провели вечер в семейном кругу. Я углубилась в беседу с сэром Мэтью и не отходила от него ни на секунду, хотя видела, что Саймон уже теряет терпение. Я опять рано поднялась к себе, но не прошло и пяти минут, как раздался стук в дверь.
— Войдите! — крикнула я и увидела тетушку Сару.
Она заговорщически улыбнулась и прошептала, как бы извиняясь за вторжение:
— Вам было интересно… вот я и…
— О чем вы? — не поняла я.
— Я начала вышивать вторую половину…
Тут я сразу вспомнила ее незаконченную вышивку, которую она мне показала, когда я была у нее в последний раз. Между тем тетушка Сара наблюдала за мной, и на ее лице было такое выражение, будто для нее не существует никаких тайн.
— Можно посмотреть?
— Конечно. Я за тем и пришла. Пойдемте.
Я быстро поднялась, но, когда мы вышли в коридор, тетушка Сара приложила палец к губам.
— Не хочу, чтобы нас кто-нибудь услышал, — прошептала она. — Все еще сидят в гостиной, сегодня день подарков, так что разойдутся попозже. Это вам пришлось уйти раньше. Попятно, вы в положении. А другие…
Мы поднялись по лестнице и пошли к восточному крылу, где были ее комнаты. В этой части дома царила мертвая тишина, и я поежилась то ли от холода, то ли от недобрых предчувствий. Сама не знаю.
Тетя Сара, возбужденная, как ребенок, которому не терпится показать новую игрушку, ввела меня в комнату, где она вышивала. Войдя, она быстро зажгла от свечи, которую несла, еще несколько свечек, потом поставила свою свечу на пол и торопливо просеменила к шкафу. Вынув вышивку, она, как и в прошлый раз, прижала ее к себе. Я заметила, что на второй половине что-то появилось, но разглядеть, что именно, не могла. Взяв свечу, я подошла поближе и увидела рисунок карандашом. Я вгляделась: на одной половине полотна были вышиты мертвые тела Габриэля и Пятницы, а на другой — нанесено карандашом зарешеченное окно и за ним нечто вроде тюремной камеры. В камере я различила силуэт женщины, что-то держащей на руках. Задохнувшись от ужаса, я поняла, что она держит ребенка.
Я пристально посмотрела на Сару. При свечах ее лицо, казалось, разгладилось, просветлело и выглядело не то что помолодевшим — она походила на существо из другого мира. До чего же мне хотелось узнать, какие мысли, какие тайны прячутся за ее невозмутимым взглядом!
— Я так понимаю, что эта женщина — я, — высказала я свое предположение. Сара кивнула:
— Видите младенца? Значит, ребенок все-таки родился.
— Но мы с ним вроде бы в тюрьме.
— Да, наверное, там все равно что в тюрьме.
— Тетя Сара! — воскликнула я. — Где это? Почему там все равно что в тюрьме?
— Уж такое это место, — ответила она.
И я поняла.
— Так ведь все выяснилось, тетя Сара! — воскликнула я. — Это было недоразумение. Доктор ошибся. Не надо больше ни о чем таком думать.
— Но ведь уже нарисовано, — возразила тетя Сара. — Осталось только вышить.
— Вы просто не все знаете.
Тетя Сара чуть ли не с обидой затрясла головой, а меня снова пронзило дурное предчувствие. Я знала, что она бесшумно бродит по дому и, прячась в укромных уголках, подслушивает разговоры. А потом, оставшись одна у себя в комнате, переносит на полотно историю рода Рокуэллов. Семейная история — дело всей ее жизни. Потому она и сидит часами над своей тончайшей работой. В этой комнате ей подвластны судьбы других людей. Словно богиня, взирает она отсюда на чудачества и глупости своих персонажей. А вне этих стен она никому не интересна, простодушная, даже простоватая бедняжка Сара. Зря я всерьез отношусь к бессвязным туманным выдумкам, рождающимся в ее бедной больной голове, и зря расстраиваюсь.
— В тюрьме, — бормотала она, — должен быть тюремщик. И я его вижу. Вот он — весь в черном, но стоит ко мне спиной, а на голове капюшон, так что мне никак…
— Да это монах! — беззаботно откликнулась я. Теперь мне эта фигура уже не внушала страха.
Сара подошла ко мне совсем близко и заглянула мне в глаза:
— Монах совсем рядом с вами, Кэтрин. Он ждет, он хочет поймать вас. Не думайте, что он отошел от вас. Он рядом и подходит все ближе и ближе.
— Вы знаете, кто это! — попыталась я уличить ее.
— А какая чудная ночь, — продолжала она. — Какие звезды! Воздух морозный и вид с балкона просто волшебный, правда, Кэтрин?
Я попятилась к дверям.
— Да, вы правы, — сказала я. — Здесь очень холодно. Лучше мне вернуться к себе.
— Подождите, Кэтрин!
— Нет-нет, мне пора!
Я была уже в дверях, но тетя Сара схватила меня за платье и не выпускала его из своих цепких пальцев. Меня снова пробрала дрожь, но уже не от холода.
— Вам нужно взять свечу, — проговорила тетя Сара. — Без свечи вам не дойти. Вот вам моя.
